Андрей Столяров - Продолженное настоящее

Больше мне от них ничего не надо.

Ну, и не обращай внимания.

— Добрый день…

Агата проскальзывает в отсек, где находятся кабины визионеров.

Ещё раз — тьфу!

Тем не менее, гром победы, вдохновенно звучавший в ушах, становится глуше. И вовсе это уже не гром — так, невнятное эхо, отлетевшее и теперь распадающееся на шорохи. Настроение у Гремлина падает. Чёрт бы побрал эту стерву. Нет, она не испортит ему сегодняшний праздник.

И всё же он почему-то чувствует в этот момент, что успеха, скорее всего, не будет. Не будет музея, по которому станут водить экскурсантов, не будет гордого бюста перед бетонной чашей фонтана, и, как ни печально это, но перейти через пропасть им уже не удастся.

Тьфу-тьфу-тьфу!..

Сглазила рыжая ведьма.

Распахивается дверь ближайшего кабинета, и вечно озабоченный полковник Пётр Петрович Петров поманивает его короткопалой рукой:

— Ну-ка зайди.

Сердце у Гремлина проваливается в бездонную глубь.

— По телефону я не хотел, — прикрыв дверь и понизив голос, говорит полковник Петров. — Но такое дело у нас… — Он как от зубной боли морщит щеку. — Исчез Чага…

Пол вдруг становится мягким и, чтобы не провалиться в глубь следом за сердцем, Гремлин опускается, почти падает в кожаное кресло у батареи.

— Как это исчез?

Полковник не торопится отвечать. Он тоже усаживается в кресло за своим широким канцелярским столом, некоторое время пребывает в молчании, уставясь на Гремлина, как на отвратительного жука, а потом яростно, но всё-таки шёпотом, приглушённо бросает в него:

— А вот так!.. Исчез!.. Нигде его нет!.. Сбежал!..

И уже спокойней:

— Тебе лучше знать, как они, эти твои уроды, могут исчезнуть…

Даг сидит в звукоизолированной кабине и, полуприкрыв веки, вслушивается в бессмысленную тишину. Кабина крохотная, два с половиной метра на два, но всё же в ней помещается мягкое кресло, в котором Даг сейчас пребывает, узкий диванчик с головным возвышением на тот случай, если Даг вдруг захочет прилечь, встроенный в стену, будто в вагоне, столик, где покоится коробочка диктофона. Диктофон включен, о чём свидетельствует зелёный глазок.

Находиться здесь ему предстоит ещё сорок минут. Два часа — это минимальный сеанс, который визионеру требуется отработать согласно утверждённому расписанию. Время тянется невыносимо. Мелкими блошиными скоками передвигается по циферблату секундная стрелка. Хотя, если честно, то два часа — это ещё ничего. Незадолго до появления Дага в «Аргусе» минимальный сеанс длился целых четыре часа. А Агата — она из самых первых визионеров — говорила, что в начале это вообще был полный рабочий день: восемь часов, ну — с двумя небольшими санитарно-гигиеническими перерывами. Казалось бы ерунда, подумаешь — отдохнуть восемь часов в кабине. Но вы попробуйте: в полной звукоизоляции, в тишине; ни читать, ни смотреть ничего нельзя, категорически запрещается; будто в шахте; через неделю даже у психически устойчивого человека начинает потрескивать крыша.

Дага более всего угнетает именно бессмысленность данного бдения. По статистике, которая не слишком обширная, но всё-таки уже есть, трансцензусы с одинаковой вероятностью возникают как в кабине, специально для того оборудованной, так и в обычном житейском пространстве. Вне кабин даже несколько чаще. Та же Агата рассказывал, что Чагу (Даг его уже не застал) пробило во время прогулки в саду. А Марго (это он видел собственными глазами) трансцензус накрыл, когда она в общей аудитории спокойно работала за компьютером. Вдруг застыла Марго, точно мраморное изваяние: одна рука на весу, другая на клавиатуре, веки напряжены, зрачки расширены, лишь пальцы мелко-мелко подёргиваются, как бы перебирая что-то невидимое.

Интересно, что первым это заметил Сонник. Вроде бы находился по обыкновению в полудреме, но вот, поди ж ты, углядел раньше других — тут же, как положено по инструкции, нажал кнопку тревоги, беззвучную, предназначенную как раз для подобных случаев, включил и осторожно пристроил перед Марго диктофон (ни единого слова, ни единого звука, произнесённого во время трансцензуса, не должно было пропасть), примчался со второго этажа Гремлин и страшным шёпотом, боясь нарушить сеанс, потребовал, чтобы очистили помещение. Марго на другой день исчезла. А когда Даг поинтересовался — куда, Агата со странной интонацией объяснила, что теперь с ней будут работать особо.

— Это как?

— Конкретные процедуры мне не известны…

Темнила что-то Агата. А чего, спрашивается, темнить? Дага через эти самые процедуры пропустили в первый же день. Ничего особенного он в них не узрел. Просто пришлось четырежды с небольшими перерывами, чтоб отдышаться, рассказывать о своём личном трансцензусе; описывать все мелочи, все подробности, отпечатавшиеся в сознании: и что он в это время почувствовал, и как выглядели улицы и дома, и не заметил ли он где-нибудь календарь или число, например в обрывке газеты, (конкретная дата этой версии будущего была бы очень важна), и не узнал ли он кого-нибудь из солдат, и про запахи (таковых не было), и вообще — вплоть до воспроизведения звука скрежетания по железу.

Всё было вполне естественно. Даг быстро понял, что фактурная и, главное, хронологическая привязка трансцензуса — прежде всего. Возьмите, например, трансцензус, обозначенный как «Тысяча дождей», объяснял ему Гремлин, прекрасный, детализированный, исключительно реалистичный материал, но непонятно, что мы из него можем извлечь. С одной стороны — глобальная засуха, заболачивание, экологическая катастрофа. С другой стороны, вот вопрос: что послужило для неё, так сказать, спусковым крючком? Можем ли мы это предотвратить? Или возьмите трансцензус «Оптимум»: Китай уже начал эксперимент с тотальным внедрением социальных рейтингов. И что? Россия действительно пойдёт тем же путём? А если пойдёт, то — каким образом и когда?

Так что Даг это всё уже проходил.

Или под особыми процедурами подразумевается что-то ещё?

Так и не объяснила Агата. Секретность, видите ли; здесь все были помешаны на секретности. Флигель, где базировался проект «Аргус», представлял собой одно из зданий большого военно-медицинского комплекса, куда входили и Медицинский музей, и клиника, и лаборатории, и виварий, и ещё какие-то учреждения, разбросанные по громадному саду. Территориально это было между Загородным и Фонтанкой. Удивительное совпадение: всего в двух шагах от переулка, где жил сам Даг. Если срезать через проходные дворы, не закрытые ещё по дурацкой моде воротами с цифровыми замками, дойти было можно за три-четыре минуты. Правда, сам Флигель был отделён от комплекса довольно высокой оградой, шлагбаумом, будкой с вооружённым охранником, вход был строго по пропускам. Официальное именование: «Флигель № 4», в стене — железная дверь с табличкой «Отдел ПЗМУ». Что такое ПЗМУ, никто понятия не имел. По крайней мере, никто из визионеров. Гремлин, конечно, знал, но спрашивать у него не было никакого желания.