Андрей Столяров - Продолженное настоящее

Нет, подлинная суть заключается в том, что этот патологический мир мы, несмотря на непрерывный ужас его, всеми силами стараемся сохранить. Мы скрепляем его арматурой жёстких законов, мы цементируем его, наращивая численность полиции и спецслужб, мы провозглашаем стабильность единственной ценностью современности и беспощадно подавляем любые попытки что-либо изменить. Или, опять суммируя, используя ту же метафору, мы возводим мощные крепостные стены, строим бастионы, копаем рвы на пути будущего в наивной надежде, что можно остановить его продвижение.

Этим же, на мой взгляд, являлся и проект «Аргус». Судя по тому, что я знаю о нём, он вовсе не представлял собой попытку скорректировать будущее, создать благоприятную версию нашего грядущего бытия — люди, курировавшие его, прекрасно понимали, что в такой версии для них места нет. Напротив, это была попытка именно пресечь будущее, задушить его первые, пока ещё неуверенные ростки, не дать ему наступить. Попытка удержать настоящее, мумифицировать умирающую реальность, продлить в бесконечность то, что есть, каким бы архаическим оно ни было.

И всё это, по-моему, полная чушь.

Всё это — песочные замки в полосе начинающегося прилива.

Детский лепет при виде столбов торнадо.

Энергетика будущего такова, что оно сметёт любые препятствия. Потенциал грядущего неистощим. Чем выше будут возведены заграждения, тем более неожиданным и катастрофическим окажется неизбежный прорыв.

Никакие укрепления нас не спасут.

Никакие стены не остановят напор времени.

Они в конце концов рухнут и погребут нас под обломками.

Вот какая мысль приходит мне в голову.

В сумерках декабря, на исходе второго десятилетия двадцать первого века, в отравленном пандемией воздухе я вижу гигантскую вздымающуюся волну, которая скоро, уже очень скоро прокатится по всему миру…

— Жуть какая, — говорит Анчутка, озираясь по сторонам. — Ты только меня здесь не бросай. Я здесь пропаду…

— Разговаривай тише, — предупреждает Даг.

— А что? — Анчутка понижает голос до шёпота.

— Не надо, чтобы нас слышали.

— Здесь кто-то есть?

— Всё может быть…

Даг ощущает, что переулок не то чтобы изменился, но стал как бы яснее, отчётливее. Темнота за разбитыми окнами — дышит, жестяная трава, пробивающаяся из трещин асфальта, шуршит и ломается под ногами, в сумерках подворотен, под каменными низкими арками происходит какое-то мелкое, но опасное шевеление.

Словно содрали плёнку, отделяющую сновидение от реальности.

Это неприятно.

И действительно — очень опасно.

Даг чувствует это каждой клеточкой.

— Давай быстрее! — говорит он.

Подхватывает Анчутку под руку.

Тут же докатывается откуда-то длинный скрежещущий звук — стонет раздираемое железо.

Анчутка вздрагивает:

— Что это?

— Не знаю, — говорит Даг. — Не знаю. И знать не хочу… Идём!..

— А ты уверен, что это не галлюцинации? Ну — после стимуляторов, которые мы приняли?

— Нет!.. Помолчи!..

К счастью, они уже поворачивают на проспект. Правая его часть, напротив вокзала, по-прежнему блестит сплошной гладью воды, и по ней так же, несмотря на безветрие, пробегает конвульсивная дрожь.

Даг замедляет шаг:

— Стоп! Стоим, ждём…

— Чего ждём? Хоть бы что объяснил…

— Сейчас увидишь.

— Ты стал какой-то другой, — обиженно говорит Анчутка. — Жёсткий какой-то… Распоряжаешься, кричишь на меня… Я начинаю тебя бояться…

Даг иронически хмыкает.

— Просто — давай помолчим…

Из сада, окружающего Военно-медицинский музей, доносится лягушачье кваканье. Оно как будто извещает весь мир: появились чужие. Анчутка по-прежнему озирается. Дагу, хоть он и пытается это скрыть, тоже не по себе. Но уже через пару секунд, заглушая нестройный болотный дивертисмент, доносится издалека надсадный рокот мотора, ещё минута — и крокодильей мордой выворачивается из-за угла обшарпанный бронетранспортер, с него тут же соскакивают пять или шесть солдат с автоматами наизготовку. Среди них — женщина в пятнистом, изжелта-зелёном комбинезоне.

Анчутка ахает:

— Это же Агата!. Смотри — это Агата!..

Агата машет руками, подзывая, кричит:

— Сюда!.. Бегите сюда!..

Краем глаза Даг замечает, что из ближайшей к ним кромки воды, из морщинистого конвульсивного её слоя, вытягиваются два хищных ручья, справа и слева, и, устремляясь вперед, охватывают их с Анчуткой полукольцом.

— Бегите сюда!..

Мокрые ленты ручьев начинают смыкаться. Солдаты вдруг вскидывают автоматы, и тишину разрывает сумятица коротких очередей. Визжат пули, чиркающие об асфальт. Ручьи взметываются вверх плоскими прозрачными щупальцами и опрокидываются куда-то назад. Даг подхватывает Анчутку — во мгновение ока они оказываются возле бронетранспортера. Даг оглядывается: там, где только что простиралась серая гладь, бьётся, пульсирует, наподобие осьминога, студенистое тело, шлёпая по воде множеством гибких конечностей.

— Слава Богу! — говорит Агата. — У этой медузы контактный парализующий яд, коснулась бы кожи — и всё… Давайте, забирайтесь наверх.

Их подсаживают. Бронетранспортер сразу же трогается вдоль проспекта. По обеим сторонам тянутся назад полуразрушенные дома, сквер со скелетами чёрных, обожжённых деревьев, просветы улиц, где в беспорядке ржавеют страшноватые остовы машин.

— Мы вас ждали, — поворачиваясь к Дагу, кричит Агата. — Ты понял, что означает «Останься здесь»? Понял?.. Слава богу, ты — понял…

— Да-да, я понял, — тоже перекрикивая мотор, отвечает ей Даг.

Он смотрит вперёд. Там, где проспект расширяется в площадь, что-то надсадно горит: бурый дым поднимается к крышам и утягивается за дома.

Небо какого-то жестяного цвета.

Словно неживые, прилипли к нему плоские оловянные облака.

Даг на секунду зажмуривается, а потом вновь открывает глаза.

Здравствуй, будущее!..

Илл.: Алиса Курганская, 2021.