Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

«Я ожидаю от вас и от служащих полнейшего содействия и обещаю всем, кто поможет показать предприятие в самом выгодном свете, наградные после продажи. Экспертов нужно принять с распростертыми объятиями, кормить и поить до отвала, всячески ублажать и развлекать, потому что, чем меньше времени будет у них, чтобы вникать в суть дела, тем лучше. Будьте сами гостеприимнейшим хозяином и призовите на помощь всех приисковых дам, пусть они используют свои женские чары. Если у вас в амбарах плохо насчет вин и закусок,— закажите немедленно все нужное в Чите, не стесняясь расходами. Вкусные обеды и ужины с хорошими винами в обществе красивых женщин смягчают и самых придирчивых людей, и расходы на угощение вполне окупятся в случае продажи».

«Но если продажа не состоится, осенью придется прикрыть рудник, на россыпях оставить только старателей, а всех служащих и рабочих уволить. Пусть эта печальная перспектива удвоит энергию всех ваших подчиненных. До приезда экспертов не разглашайте о предполагаемой продаже дела, чтобы не подорвать раньше времени моего кредита. Посвятите в мои намерения только старших служащих, а остальным скажите, что рудник приводится в порядок к приезду хозяина, что ли. Эксперты прибудут в конце июня или в начале июля, времени остается немного, и вам нужно торопиться».

Так заканчивал Мишурин свое письмо, к которому было приложено официальное извещение на бланке Лондонского Соединенного Общества разработки руд (London Unifed С0 of ores exploitations, lim.), С.-Петербургская контора (телеграфный адрес: Лунидор). В этом извещении сообщалось, что экспертами для изучения рудников и приисков Мишурина назначены великобританский горный инженер Яков Григорьевич Борк, специалист по обработке золотых руд, и русский горный инженер Иван Петрович Грошев, специалист по рудному делу и геологии. Они приедут с лаборантом Марком Наумовичем Фернером, который будет анализировать пробы руды на месте.

Прочитав письмо и приложение, Репиков задумался. Дело, которым он управлял уже лет десять, перестало давать барыши потому, что толстая и богатая жила, доставившая громкую славу руднику, была почти выработана, а продолжение ее в длину и в глубину постепенно становилось все тоньше и беднее. С каждым годом добыча золота падала, и становилось все труднее сводить концы с концами. А между тем Мишурин, наживший миллионы в счастливый период, охладел к предприятию, редко приезжал, не давал денег на поиски и разведки новых жил. В интересах самосохранения приисковому управлению приходилось экономить решительно на всем, и постепенно на «Убогом» руднике выработалась особенная скаредность, прекратился всякий ремонт машин, крепей, построек, кроме самого неотложного. В амбары и лавку выписывались припасы и товары худшего качества и только самых ходовых сортов, чтобы ничего не залеживалось. Все больше и больше нанимали дешевых китайских рабочих, а рассыпное золото добывали исключительно старательскими работами.

Было ясно, что дело в таком виде долго не протянется: еще пять-шесть лет, и все начнет рушиться и валиться; придется остановить изношенные машины, закрыть подземные работы из-за постоянных обвалов. Но все надеялись, что вот-вот найдется опять богатое золото, и тогда будут деньги на все. Только этой надеждой «Убогий» рудник и жил из года в год, вот уже лет восемь.

Николай Константинович озабоченно почесал наморщенный лоб, спрятал письмо в карман, наполнил портсигар папиросами и через спальню, примыкавшую к кабинету, прошел в столовую, где у окна сидела его дочь и читала книжку. На столе шипел самовар.

Репиков лет семь вдовствовал, и хозяйство его вела единственная дочь, кончившая гимназию в Чите и порывавшаяся на высшие курсы, но пока вынужденная жить на руднике, потому что отец из года в год просил ее отложить поездку, ссылаясь на свое одиночество и отсутствие денег.

— Вот найдем богатое золото, дело поправится, мне прибавят жалованья и дадут отпуск на полгода, тогда мы поедем вместе,— говаривал он.

Но богатое золото все не находилось, год проходил за годом, и недавно Лидии минуло уже двадцать три.

— Как ты сегодня долго, папочка! Что-нибудь неприятное получил с нарочными? — спросила девушка, взглянув на озабоченное лицо отца.

— Да, хозяин решил продать рудник, а если это не удастся, то осенью закрыть его,— ответил Репиков, принимая от дочери стакан чаю.— Только ты никому не говори,— спохватился он.— Это известие пока секретное.

— А если рудник закроется, ты, значит, лишишься места? — спросила Лида.

— Конечно, останусь на бобах! И скоро ли найду другую службу? В мои годы это не так-то легко, особенно теперь, когда ищут управляющих ученых, инженеров...

Николай Константинович не имел никакого образования, а выслужился из конторских мальчиков. Он прошел все должности приисковой службы, был и конторщиком, и табельщиком, и материальным, и смотрителем разреза, и становым и, наконец, достиг места управляющего на «Убогом» руднике, хотя о ведении подземных горных работ имел очень смутное представление. С тех пор как его дочь подросла, он постоянно прибегал к ее помощи для исправления орфографии и стиля в своей служебной переписке.

Лида вздохнула: опять ее поступление на курсы отодвигалось в неизвестное будущее. Чтобы не дать отцу заметить слезы, навертывавшиеся на ее глазах, она быстро встала и взяла тарелку с пирожками, промолвив:

— Пирожки остыли, я сейчас принесу тебе горячих.

Вернувшись с полной тарелкой свежих, дымившихся пирожков, девушка сказала:

— На кухне ждет нарочный и спрашивает, будет ли ответ.

— Нет, милая, скажи, что ответ пошлю с очередным почтарем.

Окончив завтрак, Репиков решил созвать старших служащих и посвятить их в дело; без их деятельной помощи нельзя было бы провести меры, необходимые для того, чтобы показать экспертам плохое дело в хорошем виде. Обещанная награда — с одной стороны, перспектива увольнения — с другой заставят их постараться.

Николай Константинович вытребовал к себе конторского сторожа и послал его с короткими записками к штейгеру, становому и химику, приглашая их немедленно по экстренному делу.

От ближайшей казачьей станицы Мангут до «Убогого » рудника считалось больше тридцати верст. Дорога пролегала сначала по широкой, приветливой долине реки Онона, окаймленной слева лесистыми горами, расположенными уже в пределах Монголии, а справа — степными отрогами Яблонового хребта. У подножия этих отрогов дорога пересекала холмы, их оконечности и затем врезывалась все глубже в горы, идя вверх по долине речки Хамары по почти безлюдной местности. Только кое-где в устьях боковых долин (падей) попадались отдельные бурятские юрты.