Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

Поданы были две трехшпанки и сидейка, украшенные коврами и запряженные лучшими лошадьми, в гривы которых были вплетены разноцветные ленты, а челки подвязаны султанами; кучера надели бархатные безрукавки поверх красных кумачовых рубах. Грошев при виде этого парада ядовито улыбнулся и тихо сказал что-то по-английски Борку, который засмеялся, ответив:

— Very charming, my dear!

В одну трехшпанку сел Борк с Мариной Львовной, в другую — Грошев с Лидией Николаевной, а штейгер и управляющий поместились в сидейке. Экипажи понеслись во всю прыть по стану. В конце улицы свернули с тракта вправо и поехали по дороге к руднику, сильно избитой таратайками, возившими руду на фабрику. Так как тряская трехшпанка сильно подскакивала на ухабах и камнях, Борк любезно обнял свою спутницу, чтобы она не вылетела из экипажа.

В километре от стана въехали в устье небольшой долины, в верховьях которой находился рудник; подъем сделался круче, и лошади замедлили ход. Дорога шла по мелкому березняку, объеденному пасшимся скотом рабочих. С обеих сторон поднимались крутые склоны гор; на них кое-где чернели разведочные канавы и белели глыбы кварца. Вблизи дороги попадались старые шурфы, затопленные водой, сквозь которую виднелись бревна крепи, покрытые зеленой слизью.

Но вот впереди показались огромный серый отвал и убогое здание рудничной конторки, где находился дежурный нарядчик, отпускавший таратайки с рудой, отмечавший вход и выход рабочих. Экипажи подкатили к крыльцу. Все вышли и направились к черневшему над отвалом устью главной Павловской штольни; на отвале прошли мимо будочки, в которой сидел дежурный казак, обыскивавший выходивших рабочих.

Кузьмин с пуком стеариновых свечей встретил посетителей у устья штольни. Из ее черного отверстия пахнуло холодом и сыростью. Середину полотна занимал узкий рельсовый путь для вагончиков, вывозивших руду, по бокам оставалось только небольшое пространство; приходилось идти друг за другом между рельсами, шагая по шпалам, между которыми были довольно глубокие впадины, выдавленные ногами откатчиков. Первые сто шагов было еще достаточно светло, но потом мрак стал сгущаться. Остановились и зажгли свечи.

Все вытянулись гуськом, со свечами в руках, словно процессия в склепе. Желтый свет свечей еще боролся с белым дневным, проникавшим из устья. После жаркого июльского утра в штольне сразу показалось довольно холодно и сыро, как в погребе; на крепях блестели кристаллы изморози, а почва между шпалами была мерзлая...

Но вот штольня круто повернула влево, и последние отблески дневного света угасли. Процессия начала растягиваться: привычный Василий Михайлович шагал впереди быстро, Николай Константинович уже отставал от него, а эксперты и дамы, не знакомые с дорогой, замедлили шаг, то спотыкаясь на шпалах, то скользя в ямах между ними. Хотя штольня была достаточно высока, но все шли, немного согнувшись, опасаясь стукнуться головой о крепь. Колеблющееся пламя свечей бросало странные тени; шедший впереди закрывал своим телом свечу, и его тень то двигалась по потолку, то перескакивала на стены. Все молчали, и только шаги гулко отдавались в мертвой тишине подземного мира.

Вскоре штольня вышла из разрушенной и разрыхленной породы поверхности склона горы и врезалась в крепкую породу ее недр; крепь прекратилась, галерея сделалась выше и шире, но более мрачной. Свет уже не отражался от влажной крепи, а поглощался темными и неровными массами камня, стоявшими с обоих боков и нависавшими сверху. Непривычному глазу казалось, что вот-вот рухнет на голову выдавшаяся из потолка глыба; некоторые глыбы торчали из стен, у подножия которых по сторонам рельсового пути то лежали кучи обломков, то стояла лужами грязная вода.

Грошев поднял на ходу свою свечу к своду штольни, где среди массы черного неправильно-слоистого камня белела, словно ленточка, тонкая жилка известкового шпата; при приближении огня кристаллы его заблестели, словно алмазы.

— Видите, Марина Львовна, как красиво, — сказал шедший сзади Борк, наклоняясь к уху молодой женщины. — В подземном мире много интересного.

— Я только один раз была в руднике с мужем, который сам боялся и меня все пугал. Поэтому я не знаю подземного мира, и вы указывайте мне, на что обращать внимание. С вами я не боюсь.

Немного дальше передовые остановились; штейгер показывал Грошеву ненадежное место, где штольня пересекала на протяжении нескольких метров полосу породы, совершенно передавленной при движениях каменных масс. Крепкий сланец, стоявший рядом без крепей целые годы, здесь был превращен в черную, мягкую массу, которую можно было ковырять пальцем. Из него капала, сочилась вода, отражавшая искрами огни свечей; штольня была здесь закреплена особенно прочно, потому что рыхлая масса садилась и давила.

За этим опасным местом опять пошла прочная порода, но кое-где видны были пояса такого же раздробления, впрочем, очень узкие, в несколько сантиметров и потому не закрепленные; среди давленой массы обыкновенно белели ленточки шпата, и из нее всегда капала вода. Приходилось остерегаться, чтобы капля не попала в огонь, так как свеча сейчас же начинала трещать, гасла, и разжечь ее вновь было трудно.

Но вот далеко впереди среди мрака показался желтый огонек и послышался глухой гул.

— Вагончик едет, — объяснил Василий Михайлович. — Нужно посторониться, господа, и стать к самой стенке, чтобы не задело.

Огонек быстро приближался и гул усиливался.

Штейгер крикнул:

— Эй, ходя, тише кати, люди есть!

Все сошли с рельс, выстроились, кто справа, кто слева прижавшись к влажной стенке. С гулом вагончик пробежал мимо; на его передней стенке была прицеплена свеча, освещавшая путь и служившая сигналом для встречных; сзади в темноте шел рабочий китаец, нагнувшись, упираясь руками в вагончик, а ногами в шпалы. Он знал уже наизусть все неровности дороги, все повороты штольни, и свеча нужна была ему только на случай схода вагончика с рельс, что бывало нередко ввиду изношенности давно не ремонтированного пути.

Шествие возобновилось. В одном месте пришлось прятать свечи под полы курток, потому что со свода лились целые струйки из пояса раздавленной породы; вблизи нее неровная поверхность утеса, постоянно обрызгиваемого водой, блестела, словно покрытая лаком.

Но вот штольня начала вилять крутыми изгибами то вправо, то влево.

— Это что такое? — изумился Грошев. — Что за удивительные повороты?

— А видите ли, — объяснил управляющий, — прежде у нас не было маркшейдера; эту штольню вели с двух сторон навстречу, от устья и от гезенка. Мы сходились по стуку и при этом повиляли немного.

Грошев и Борк переглянулись с улыбкой. Сколько лишней работы и денег было затрачено на эти изгибы, портившие главную штольню рудника.