Мэтт Хейг - Полночная библиотека [litres]

Возможно, поблизости были другие моржи, вот-вот готовые выбраться из воды.

Она гадала, стоит ли стрелять из ракетницы.

Морж стоял, не двигаясь, в неровном свете, как призрак самого себя, а потом медленно исчез в тумане. Шли минуты. На Норе было семь слоев одежды, но ее веки тяжелели и, казалось, могли смерзнуться, если их держать закрытыми слишком долго. Она услышала голоса людей, случайно долетевшие до нее, а спустя какое-то время коллеги подошли достаточно близко, чтобы она могла их разглядеть. Силуэты в тумане, сгорбившиеся над землей, – люди, изучающие образцы льда с помощью оборудования, которое она даже не понимала. Но затем они вновь исчезли. Она съела протеиновый батончик из рюкзака. Он был холодный и жесткий, как ириска. Проверила телефон, но сети не было.

Очень тихо.

Тишина помогла ей понять, сколько шума было в мире. Здесь шум имел смысл. Когда слышишь что-то в таком месте, приходится обращать внимание на звук.

Пока она жевала, послышался новый всплеск, но на этот раз с другой стороны. Из-за тумана и слабого света разглядеть что-то было трудно. Но это был не морж. Все стало ясно, когда она обнаружила, что силуэт, движущийся к ней, очень большой. Больше моржа и гораздо больше любого человека.

– О, черт , – прошептала Нора в холодную пустоту.

Туман рассеялся и явил огромного белого медведя, стоящего на задних лапах. Он упал на все четыре конечности и продолжил двигаться к ней с поразительной скоростью, с тяжелой и ужасающей грацией. Нора ничего не делала. Ее колотила паника. Она все еще стояла как замороженная.

Черт.

Черт черт.

Черт черт чертов черт.

Черт черт черт черт черт.

Наконец инстинкт выживания победил, и Нора подняла ракетницу, выстрелила, заряд вспыхнул как крохотная комета и исчез в воде, и по мере того как свет гас, угасала и ее надежда. Зверь все еще приближался к ней. Она упала на колени и начала звенеть половником о кастрюлю и кричать, что было духу.

– МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ!

Медведь тут же остановился.

– МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ! МЕДВЕДЬ!

Он двинулся вперед.

Звон не помогал. Медведь был близко. Она гадала, успеет ли дотянуться до винтовки, которая лежала на льду чуть в стороне. Она видела широкие лапы медведя с большими когтями, скользящие по запорошенным снегом скалам. Он пригнул голову и смотрел черными бусинами глаз прямо на нее.

– БИБЛИОТЕКА! – воскликнула Нора. – МИССИС ЭЛМ! ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИТЕ МЕНЯ НАЗАД! ЭТО НЕПРАВИЛЬНАЯ ЖИЗНЬ! ЭТО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ НЕПРАВИЛЬНО! ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ! Я НЕ ХОЧУ ПРИКЛЮЧЕНИЙ! ГДЕ БИБЛИОТЕКА?! Я ХОЧУ В БИБЛИОТЕКУ!

Во взгляде медведя не было ненависти. Нора была просто едой. Мясом. И это смущало и ужасало. Сердце стучало, как барабан, на котором выбивали крещендо. Финал песни. И в этот момент ей, наконец, стало поразительно ясно:

она не хочет умирать.

В этом-то и проблема. Перед лицом смерти жизнь казалась более привлекательной, а если жизнь казалась более привлекательной, как ей вернуться в Полночную библиотеку? Ей нужно разочароваться в жизни, а не просто испугаться ее, чтобы попробовать другую книгу.

Это была смерть. Жестокая, безразличная смерть в образе медведя, глядящего на нее черными глазами. И она поняла тогда глубже, чем когда-либо, что не готова умереть. Это знание росло в ней, стало больше, чем страх, пока она стояла лицом к лицу с белым медведем, голодным и отчаянно пытающимся выжить, и била половником по кастрюле. Сильнее. Быстрое стаккато: бум-бум-бум.

Я. Не. Боюсь.

Я. Не. Боюсь.

Я. Не. Боюсь.

Я. Не. Боюсь.

Я. Не. Боюсь.

Я. Не. Боюсь.

Медведь остановился и уставился на нее так же, как и морж. Она посмотрела на винтовку. Да. Слишком далеко. К тому времени как она схватит ее и разберется, как стрелять, будет уже слишком поздно. Она сомневалась, что вообще сможет убить белого медведя. И она била половником.

Нора закрыла глаза, мечтая о библиотеке, но продолжая шуметь. А когда открыла их, медведь уже нырнул в воду. Она продолжала звенеть кастрюлей и после того, как зверь исчез. Минуту спустя она услышала, как люди в тумане зовут ее по имени.

Она была в шоке. Но это был не такой шок, как думали люди в лодке. Не шок столкновения со смертью. А шок осознания, что на самом деле она хотела жить.

Они миновали островок, изобилующий жизнью. Зеленые лишайники на скалах. Птицы – маленькие чистики и тупики, сбившиеся в стайки, – съежившиеся на полярном ветру. Жизнь продолжалась вопреки всему.

Нора отхлебывала кофе, который предложил ей Гюго, горячий, из термоса. Она держала его ледяными руками, несмотря на три пары перчаток.

Быть частью природы – это быть частью воли к жизни.

Когда слишком долго остаешься на одном месте, забываешь, как велик и просторен мир. Ты понятия не имеешь о протяженности всех этих широт и долгот. Точно так же, подумала она, трудно ощутить и необъятность одного человека.

Но когда прочувствуешь эту необъятность, когда нечто в тебе ее обнаружит, возникает надежда, хочешь ты того или нет, и она въедается в тебя так же упрямо, как лишайник въедается в камень.

Температура приземного воздуха на Шпицбергене поднималась в два раза быстрее, чем во всем мире. И климат менялся здесь быстрее, чем в остальных уголках планеты.

Женщина в фиолетовой шерстяной шапке, надвинутой на брови, рассказывала о том, как наблюдала опрокидывание айсбергов – это происходило потому, что теплые воды подтачивают их снизу, из-за чего вершины становились слишком тяжелыми.

Другая проблема заключалась в том, что вечная мерзлота на суше таяла, размягчала землю, приводя к оползням и лавинам, которые могли разрушить деревянные дома в Лонгйире, самом большом городе на Шпицбергене. Также существовал риск обнажения могил на местном кладбище.

Нора радовалась, что она среди ученых, которые пытаются узнать, что именно происходит на планете, наблюдают за ледниковой и климатической активностью, чтобы рассказать об этом остальным людям и сохранить жизнь на Земле.

Вернувшись на главное судно, Нора тихо сидела в кают-компании, пока все утешали ее после встречи с медведем. Она не могла рассказать им, что благодарна за этот опыт. Она лишь вежливо улыбалась и старалась избегать разговоров.

Эта жизнь оказалась напряженной, бескомпромиссной. За бортом минус семнадцать, ее чуть не съел белый медведь, и все же, пожалуй, проблема ее осевой жизни отчасти заключалась в пресности.

Она привыкла думать, что посредственность и разочарование – ее судьба.