Кейт Лаумер - Запредельный человек [сборник]

Незнакомец посмотрел на китаезу: взгляд у жирдяя был пустой, как у трупа на фотографии с поля боя. Коротышка оскалил острые и неестественно белые зубы.

— Подонки, — деликатно произнес он. — Ловчие, трупари. Низшие из низших. — Тут он хохотнул. — Зато я — высший из низших.

В голове у меня засвистело, и я почти перестал его слышать. Ноги по-прежнему были картонные. Я потер затылок — не помогло. Создалось впечатление, будто я вошел в туалет и вдруг оказался на сцене посреди третьего акта «Аиды».

— Ты коп? — спросил я.

— Кто?

— Легавый. Законник.

Протянув: «А-а-а», он задрал голову. Глаза его коротко блеснули, точно сигнальный огонек в пещере контрабандистов.

— Нет, я не... коп. Ладно, поговорим потом. Ты потерял много крови, но, думаю, идти сможешь. Нам бы только из парка выбраться. — Голос его прерывался шумами, словно радиопрограмма с другого конца Атлантики.

— Я как раз шел на автобусную станцию «Грейхаунд». — Слова сползали с языка, как набитый песком носок. — Просто укажи дорогу, и я исчезну.

Незнакомец покачал головой.

— Пока дикие животные на воле, тут небезопасно. Просто... иди... со мной... в машину... — Голос его то и дело пропадал, поглощаемый коротковолновой статикой.

Я уж думал упасть на месте, но ноги двигались сами собой. Незнакомец тянул меня за руку, и я сдался, стараясь только не клевать носом. Помню, мы шли через обсаженную кустами аллею, потом продирались через живую изгородь, похожую на колючую проволоку, из-под переплетений ветвей которой торчали человеческими костями корни. Затем мне помогли забраться в маленькую блестящую машину, словно собранную вручную для короля Сиама. Транспорт сделал разворот на сто восемьдесят градусов, прямо на месте, и взмыл вверх. Тут я понял, что сплю, откинулся на спинку сиденья с мягкой обшивкой и отключился.

Разбудили меня голоса. Сперва я не слушал, что говорят, но потом их тон заставил насторожиться. Я навострил уши, словно пациент, услышавший: «...прогноз негативный».

Один из голосов принадлежал тому коротышке, что спас меня — не иначе, в позапрошлой жизни. Говорил он возбужденно. Отвечал ему женский голос — низкий и грубоватый, как необработанная доска:

— ...ты дурак, Джесс! На такой риск пошел!

— Минка, дорогая, им ни за что не узнать...

— А ты почем знаешь? Ты ведь не вшивым контрабандистам органов дорогу перешел, а Контролю смерти!

В голове клубился туман, как у матроса, которого опоили и завербовали на службу, но все же я сумел приоткрыть один глаз. Надо мной нависал потолок с резным золотым узором. Стены — белые, с редкой золотой мозаикой. В комнате стояла пара кресел, похожих на яичную скорлупу пастельных тонов, насаженную на тонкие ножки; на низком столе — серебряная чаша размером с полванны, полная огромных бананов, груш и винограда размером с мячики для гольфа. Белый пол покрывали шелковистые на вид ковры.

Я сам лежал в углу комнаты, на аккуратной белой койке вроде больничной. Рубашка куда-то пропала, а пятнадцатисантиметровый порез мне залепили эластичной прозрачной пленкой. Не без усилий я повернул голову и взглянул на ряд колонн в дальнем конце комнаты, на синее небо, что проглядывало меж ними. За колоннами располагалась терраса, омытая желтым солнечным светом. Коротышка как раз был там, одетый в бледно-розовый костюм с кружевными манжетами. Сидя в фиолетовом кресле, он нервно терзал ноготь на пальце.

Женщина, сидевшая перед ним, напоминала деревянного индейца у витрины какой-нибудь сигарной лавки. Волосы — лоснящийся вихрь цвета индиго, точно разбившаяся о камни волна; на щеках — едва заметные оранжевые спирали, концы которых спускались к подбородку. Наряд ее состоял из множества небрежно намотанных цветных лент. Впрочем, они не скрывали отличной фигуры, при виде которой любой фотограф мира моды тут же схватился бы за камеру.

— Ты даже не знаешь, кто он... или что он, — говорила женщина. — Я думала, у твоего Тайного общества есть правила касательно контактов с незнакомцами.

— Тут другое дело! За ним следили! Хотели взять живым! Как ты не поймешь? — Коротышка горячо размахивал руками. — Если он им нужен — он нужен мне!

— И на что он им? — ответила вопросом женщина.

— Не знаю... пока не знаю. Но выясню, не сомневайся. А вот тогда...

— ...тогда тебе не отмазаться, Джесс! Да, им плевать на помойных крыс, но только до тех пор, пока те не покусятся на барский стол.

Вскинув руки, Джесс ногтями царапнул невидимый занавес.

— Ну что ты как продажь глупая, как личинка слепая! После стольких лет нам выпал шанс... впервые в жизни...

— Так я и есть продажь. — Лицо женщины сделалось неподвижным, как гипсовый слепок, и примерно того же цвета. — Ею была и ею останусь. А ты... ты то, что ты есть. Признай, Джесс, постарайся...

— Принять это? От них? — Джесс вскочил на ноги и вцепился в грудь, будто пытаясь сорвать с нее навешенный кем-то ярлык. — Я мог бы владеть миром! — Он сложил ладони чашечкой. — Но они... эти выскочки, недостойные выносить мусор за моим дедом... говорят мне «нет!».

— Ты не твой дед, Джесс.

— Мораль мне еще почитай, продажь размалеванная! — подавшись вперед, он затряс руками у нее перед лицом.

Женщина усмехнулась уголком губ.

— Ты нравился мне таким, какой ты есть, Джесс. Остальное не имело значения.

— Лжешь, расчетливая ты продажь! — проскрипел он, как несмазанная ось. — После всего, что я для тебя сделал, поднял со дна, ты отказываешь мне в помощи, когда я так в ней нуждаюсь...

— Тише, Джесс. Разбудишь его.

— Чепуха! Я вколол ему столько летенола, хватит парализовать взвод черных...

Но все же Джесс встал, и я закрыл глаза, слушая, как пара приближается ко мне. С полминуты они хранили молчание.

— Ох и великан, — заметила женщина.

Джесс хихикнул:

— Пришлось использовать два подъемника, чтобы доставить сюда.

— Сильно его ранили?

— Нет, но порез глубокий. Я влил ему два литра крови с полным набором питашек.

— Зачем он им понадобился... живой?

— Должно быть, что-то знает, — с благоговением произнес Джесс. — Что-то важное.

— Что он может знать такого, чего не знает «ВЕЧИНКОРП»?

— Это и предстоит выяснить.

— Болван ты, Джесс.

— Так ты поможешь? Или правда уйдешь, когда так нужна? — Последние слова Джесс прошипел, точно змей, которому наступили на хвост.

— Если хочешь, я, конечно, сделаю все, что в моих силах, — глухо ответила женщина.

— Умничка. Я и не сомневался...

Они вышли. Что-то щелкнуло, и в комнате стало тихо. Я снова открыл глаза. Никого.

Некоторое время я лежал и глазел на причудливый потолок, ожидая, когда нахлынут воспоминания. Но не дождался. Я по-прежнему оставался Стивом Дрейвеком: некогда крутой и смекалистый тип, однако понятия не имел, какой сегодня день, и в какой, вообще, я части света. Говор у Джесса с подружкой был американский, но это еще ничего не значило. Парк мог располагаться где угодно, а улица... Что ж, если так подумать, улица походила на образ из сна, наполненный смутным психологическим смыслом. Про нее можно забыть.