Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

Напрасно люди, которым довелось все это видеть и слышать, не были ни вдумчивыми, ни наблюдательными.

Время имеет свойство уплотняться и растягиваться. Физики почему-то связывают это со скоростью, с которой движется человек с часами в руках, Нина Павловна твердо знала, что вся причина в деньгах. Уезжая в клинику, Степан Петрович забыл оформить на нее доверенность на получение отпускных (поездка его была представлена сослуживцам как отпуск), и поэтому дни, которые надо было прождать до назначенного врачом срока, показались ей невероятно длинными. Но наконец этот час настал, и вместе с ним к Посошанску со стороны Паратова, километр за километром, стал приближаться долгожданный поезд. Это был все тот же скорый, доставлявший москвичей к чудодейственным кавказским водам, и именно на нем всегда возвращались домой посошанцы, сподобившиеся быть командированными в область. Но необычно много собралось в этот прохладный летний день народу на перроне. Странно было и присутствие группки руководителей посошанской культуры (отдел исполкома) и еще бо́льшей группы, даже, можно сказать, небольшой толпы — совсем юных особ женского пола (судя по сумкам и портфелям у большинства — учащихся средней школы и местного техникума). И если руководители культуры вполголоса разговаривали между собой и делали вид, что поезд их не очень интересует, а пришли они просто из вежливости, то девицы с сумками и портфелями стояли все, как одна, молча, молитвенно прижимая побелевшие пальцы к груди, а у многих под мышкой или в сумке были даже цветы.

Нина Павловна с сыновьями пришла едва ли не первой. Они не стояли, а прогуливались — Нина Павловна впереди, сыновья сзади — расположение, которое у военных моряков называется строем «клин» и каким когда-то ходили в атаку миноносцы.

Странное дело, приход поезда очень интересовал посошанцев.

Как только состав, влекомый электровозом, показался у дальнего светофора, толпа на перроне шумно, как один человек, выдохнула и подалась вперед. Поезд подкатил, зашипели тормоза, лязгнули чугунные тарелки, вокзальное радио жиденько заиграло марш. Ежась на утреннем веселом ветру, встречающие нетерпеливо наблюдали, как медленно проплывают мимо них, замедляя скорость, зеленые, сверкающие зеркальными стеклами вагоны. Но вот наконец состав, в последний раз ударив тарелками, замер, проводники откинули крышки, закрывающие подножки, протерли тряпками поручни, и из вагонов на посошанский перрон стали выходить командированные, транзитные и простые пассажиры, прибывшие в город по своим, никого не интересующим делам.

Толпа тихо охнула, когда на ступеньках мягкого вагона показался молодой человек. Был он приятной наружности, в белом расстегнутом на груди бархатном пиджаке, узких замшевых брюках, ветер свободно развевал черные волосы. Кучки встречавших качнулись, распались, люди устремились к прибывшему, перебежали девицы, степенно перешли служащие отдела культуры, набирая скорость, проследовал отряд миноносцев во главе с Ниной Павловной.

Все, кто хоть раз видели Эдика Гогуа по телевидению или в кино, узнали певца. Шумный вздох исторгся из десятков молодых грудей, работники культуры привычно заулыбались, певец замер на перроне, заведующий отделом культуры пожал ему руку, были вручены первые букеты. И в этот миг толпу, словно нож, разрезал клин, выстроенный Ниной Павловной. Она упала артисту на грудь. — Чудо! Нет, это настоящее чудо, — захлебываясь, говорила она, молитвенно сжимая ладонями щеки певца и приподнимаясь на носки, чтобы прикоснуться к ним губами. — Ты именно такой, как я мечтала, прекраснее тебя нет. Если бы ты знал, какое счастье. Едем скорее домой!

— Па-пазвольте, — пролепетал артист, не понимая, что все это значит.

— Товарища встречает делегация, — вежливо объяснил кто-то из культуры. — Гражданка, отойдите, пожалуйста, в сторону.

— То есть как в сторону? — спросила Нина Павловна, которая уже справилась с первым волнением и начала понимать, что к ее супругу проявляется необъяснимо большое внимание и что его приезд почему-то превращен в общегородской праздник. — Уберите руки, это мой муж.

— Как муж? — теперь смешались работники культуры.

— Я не муж! — привычно крикнул артист, в жизни которого не раз были похожие ситуации.

— Самозванка! — завопили девицы, кинулись вперед, оттеснили культуру, смяли семейный клин и, вцепившись в Гогуа, поволокли его к зданию вокзала.

— Мой чемодан! — дискантом завопил певец. Поезд уже тронулся, радио продолжало играть марш, проводница поспешно выбросила чемодан, под крики Нины Павловны: «Степа, вернись! Немедленно мой!» — девицы вытащили Гогуа на привокзальную площадь, но там культуре удалось его отбить и погрузить в приготовленный автомобиль. Автомобиль выстрелил струей синего дыма и умчался по направлению к гостинице.

Сопровождаемая презрительными выкриками девиц и не понимая, что произошло, Нина Павловна под охраной сыновей отступила.

— Я поняла, мальчики, — сказала она уже у самых дверей квартиры, — его приняли за настоящего артиста. Ему не дали даже раскрыть рта. — Тут она погрешила перед истиной. — Раньше он не был нужен никому, теперь за него надо бороться.

У меня был знакомый инженер. Однажды он выбрался по делам в Харьков. В одном вагоне с ним ехала молчаливая грустная женщина. В гостинице они оказались в соседних номерах. Ночью он услышал, как кто-то, осторожно нажимая на дверь, пытается к ней войти. Женщина не открывала, но и не поднимала тревоги. Мой друг сделал вывод, что она знает ночного гостя. Потом она плакала, а он, подойдя к стене, разделяющей их номера, беспомощно слушал. Он слышал каждый звук, даже ее дыхание, и вдруг понял, что стена, которая разделяет их, — фикция; в переборке воздушные пазухи, между ним и женщиной всего лишь два тонких слоя бумаги. Он не смог заснуть до утра, весь день бегал по городу, сделал все дела, решил объясниться с незнакомкой. Надо сказать, что он никогда еще не ухаживал за женщиной и тем более не делал предложений. Когда он постучал в дверь, женский голос сказал: «Войдите!» На кровати сидели обнявшись мужчина и женщина. Женщина была старая с испитым, вульгарным лицом. Незнакомка днем уехала... Эта встреча потрясла моего друга, на всю жизнь он остался холостым. Когда я думаю над этим случаем, я вижу не его, а эту женщину. Мне кажется, я мог бы ее нарисовать. У нее должна быть усталая улыбка Моны Лизы.

ЖАННА Д’АРК — Орлеанская дева (ок. 1412 — 1431), народная героиня Франции, из крест. семьи. В ходе Столетней войны 1337 — 1453 возглавила борьбу франц. народа против англичан. В 1429 освободила Орлеан от осады. В 1430 попала в плен к бургундцам, передавшим ее англичанам. Обвинена в ереси, сожжена на костре.