В Бирюк - Приступ [СИ]

Надежда на «разруху в головах»: не смогут быстро решиться, собраться. На «11 князей» — им пора бы город обкладывать. Или я опять чего-то в летописях напутал? Если бы тот герой не геройствовал на дороге, не хвастал, что он чистеньких любит, то я бы к закату уже имел связь с отрядами Боголюбского, поспокойнее было. А так… ждём рассвета.

Ага, ждём. Ты ещё скажи: тихо-мирно спим-посапываем.

Заскочил на огонёк в пральню. Это не там, где «прут что плохо лежит», а где «прут» что плохо пахнет. Ребята всем отрядом помылись, грязное сняли. Теперь местные бабы снятое стирают. Высохнет — штопать начнут. Если «труба» не позовёт.

Командует Гапа, резвенько так. Режим у всех моих сломался, день-ночь местами поменялись. Я вежливо интересуюсь:

— Как самочувствие? Отдохнула, отоспалась?

Молчит. Будто не слышит.

— Ты чего такая злая?

В ответ… фейерверк сильно эмоционального:

— А…! Ты…! Такой-сякой-эдакий…

— А ну выйдем. Нечего добрых женщин задарма веселить.

Вышли.

— Ты…! А я, как дура…! Ночей не сплю…! Ночью по морозу…! В темень глухую, в пургу злую…! Голову свою под мечи вражески…! За-ради тебя на коня влезла! Ногами потёрлась, задницей побилась…! А ты…! Едва только новую мордочку углядел… лишь бы сиськи больше да задница ширше…!

— Погоди-погоди! Ты про кого?

— А! Про ту… с которой ты нынче! На весь двор! На весь честной мир! Про твою… Гавнешку Болькойславовну.

— Кого-кого?!

— Того! Про курву старую! Ты с ей… А я… Для тебя… А ты как что — так сразу… Ну-у, конечно. У меня задница не така мягкая — по твоим делам об седло бита. У меня кожа не такая гладкая, по твоей заботе на морозе морожена, у меня косы не таки длинные, по твоей воле урезаны. Я для тебя — всё! Из кожи вылезаю! Ванечка — то, Ванечка — сё… А ты…! Чуть сучка беленькая плечиком повела — кобелёк лысенький про своих и думать забыл. Побежал как на привязи.

Мда… Какой тут «сарматизм» или «дела новгородские»?! Тут женщина себя обиженной почувствовала, вот это реально забота.

— Гапа, ты чего, взревновала, что ли?

— Кто?! Я?! Кого?! Тебя?! Да ты мне и на…! Да. А что я должна подумать?! Ты с ней…! Ты её…! Вон, она на всю округу криком кричала…! Называла тебя по-всякому по-хорошему. Ты с ней — на постелюшку, а я — с бабами в пральню? Одна-одинёшенька, позабыта, заброшена…

— Гапа, уймись.

— Чего уймись?! Нет, я понимаю, я конечно против этой… груба да корява. Только, Ванечка, морщинки эти у глаз, от за твоими заботами доглядания, а что похудела, так от по твоим делам скакания. Знаешь, как обидно-то? Я-то к тебе… по слову первому… а тут… сразу и не нужна… сразу другая милкой стала… паскуда золотоволосая… Ну конечно! Она ж из благородных! Она ж княжеска роду-племени! По воду не ходила, печь не топила, кашу не варила!

— Уймись. Грудаста она или нет, бела иль черна, княгиня или смердяка… Никому с тобой не сравниться. Ни одной бабе в мире. Потому что есть у тебя такое, чего ни у какой другой нет.

— Да? И что ж это за сокровище такое у меня такое тайное? Про которое я не знаю?

— Знаешь. Только понять не хочешь. Годы наши, вместе прожитые, дела, вместе сделанные, беды, вместе пережитые, радости, вместе отпразднованные. В тебе — кусок души моей. А моё — всегда моё. Я своего — никому не отдам, в мусор не выброшу, втуне не оставлю.

Она недоверчиво фыркнула, потом хмыкнула, потом всхлипнула. Потом, обхватив меня руками, воткнулась лбом в плечо и зарыдала. Перемежая слёзы неразборчивыми выражениями:

— Ну ты ж пойми… вы там… ты её… она вся… исходит… криками да стонами… а я тут, на дворе… темно, холодно… слушаю… ей там хорошо… а наши-то кругом стоят, поглядывают, скалятся… а я столько трудов для тебя переделала… столько страхов перебоялась… у тебя баб много, а ты у меня один…

Вдруг оторвалась, спросила:

— А другие? Ты ж и в других… ну… души кусок…

— Сколь в тебя — в других нету. Да ты вспомни по годам: кто прежде тебя ко мне пришёл? По дням посчитай: кто больше со мною рядом? Иные ушли, иные отдалились. Кроме как с Куртом и сравнить не с кем.

Поразглядывала меня недоверчиво. Потом расхохоталась:

— Ха-ха-ха! Ну вот, толковал-улещивал сударушку-полюбовницу. Да и сравнил. Со зверем лесным, с волком серым. Из тебя, Ваня, бабский угодник, как из ведра коромысло.

Вдруг, неуверенно, изображая, однако, игривость спросила:

— А что ж не зовёшь? На постель митрополичью? Иль на ту… на то… чего ты там в светлице выстроил? Что, рабыня прежняя рылом не вышла? На шёлковых простынях обниматься, под потолком целоваться?

— Гапа, какие тебе нынче обнимашки-целовашки? Ты ж сама сказала: задницу побила, ляжки постёрла. Какие тебе нынче игрища любовные?

Разочарованно протянула:

— Так-то оно так… всё тело от скачки ломит, спину не разогнуть. Но… Вот ты бы попросил. А я бы не дала. Обсказала бы, что, де, устала, делов много, голова болит… Но мне бы приятно было. А так… будто и не нужна.

— Факеншит! Я о тебе забочусь! Глупостей, тебе вредных, не предлагаю. И я же виноват!

— А ты… ты заботы-то по-уменьши. А зови… почаще. А я, как раба твоя верная, завсегда… может, и соглашусь.

И, лихо махнув подолом в темноте сеней, весёлой походкой отправилась подгонять прачек. И штопальщиц — поистрепались ребята.

Так-то, коллеги. А вы говорите Киев, Великое Княжение, Ляхи и Чахи, производительные силы и производственные отношения…

Что в речах её прорывается… м-м-м… чувство эдакой… сословной ущербности — плохо. Надо как-то поднять её… позиционирование. В смысле: в обществе, а не так, как вы подумали.

Выдать замуж за боярина? — Чего-то мне… не хочется. Да и не одна она такая. Потаня, к примеру, хоть и не боярин, а только муж боярыни, но другие мои… да и с мужиками ему легче, те к нему уважительнее… Терентию чаще приходиться подчинённых мордой лица пугать да рявкать. Иной раз — лишне.

Чарджи — инал, Марана — ведьма. Их и так… уважают. А вот остальным… Не оснастил своих подчинённых функционально бесполезным, но технологически эффективным атрибутом: сословной превосходством. Не потому, что оно существует, а потому, что туземцы так думают.

Как здешние бояре плохо воюют без князя, так и простолюдины менее эффективны без боярина. Отсутствие лейбла у начальника сказывается на производительности подчинённых.

Надо бы им боярское достоинство раздать. Или правильнее — в него произвести? Шапки-то пошить есть из чего. Вотчины давать не буду. Были же на Руси служилые бояре?

Только… ярлычок должен быть выдан «авторитетным источником». Как цифровой сертификат. На «Святой Руси» — князем. Хоть каким, но рюриковичем. Боголюбского, что ли просить? Или Живчика? — Плохо. Безземельный боярин — чей-то. Кто ему шапку дал — тому и присягу принёс. Люди мои станут вассалами Боголюбского. Не моими. Нехорошо. Надо тут чего-то… уелбантурить.