В Бирюк - Приступ [СИ]

— К Лядским воротом пойду я. Или ты, Воевода, честью поделиться боишься? Так тебе её и так полно: что придумал, что проведёшь, что княжича на Софийских встретишь. Неужто тебе мало?

— Честью считаться? Об чём ты, Чарджи? Моя честь у меня внутри. Кто что сказал, подумал, так ли, эдак ли меня почестил да вычестил… мне — брёх собачий. И стыд мой — у меня внутри. Его ни с кем не поделить. Если первая команда ворота не возьмёт, то… лягут все.

Я внимательно осмотрел свой «военный совет». После шуточек по теме как не перепутать попа и попадью в темноте, моё «лягут все» как-то успокоило раздухарившуюся молодёжь.

— Если я к воротам иду, а там дело… не сделается, то я там и… Прежде тебя. Когда вас резать зачнут — мне уже не стыдно будет. «Мёртвые сраму не имут».

Что Чарджи, непривычно? Не честью меряться, а срамом. Мне чужого мёду не надобно, мне б своего дерьма не нахлебаться.

— Теперь ты, Охрим. Кончай няньку старую при дитяте малом из себя строить. Ивашко постарее тебя был. Но и он между мною и врагом не становился. Встанешь — заодно с ворогом посчитаю. Ты головой своей силён. Предусмотрительностью, вниманием. Надёжностью. Когда войско войдёт в город, ты займёшь ту усадьбу. Нам нужно место. Куда, если что, и отойти можно. Чтобы там всё было… чисто да крепко.

Ну вот, оба сидят красные, глаза в стол. Эдак они и подружатся. На почве моих выволочек.

— Салман и Любим. Ведёте людей через ворота следом за суздальскими. Вместе с кыпчаками Алу. Идёте… там видно будет, как бой пойдёт. Но, ежели иных команд нет, идёте прямо, до Софии.

Тут… это не было знание. Пост- или пред-. Не было расчёта или какой-то… тайной информации. Я просто смотрел на план города, крутил в голове обрывки мыслей — как оно может пойти.

Просто догадка.

— Княжеские гридни будут биться в детинце. В самом городе горожане, хоругви боярские… тонким блином размазаны. А вот городовой полк… Дворы их здесь, ниже Софии. Между Софийскими и Золотыми — главная улица. Сам полк… не знаю. Вернее всего — тут, на низу, у Золотых. Если смоленцы, которые против них стоят, промедлят, то городовой полк может ударить вверх, мимо Софии к детинцу. В тыл суздальским. Поэтому…

— Э, сахиби. Астановим! Парубаем! Ха!

— Не остановить — истребить. Если они по церквам-монастырям-усадьбам рассядутся… бойцы добрые, тяжко выковыривать будет. Любим, твои стрелки. И лучники Алу — у него у каждого колчан. Перед храмом — площадь. Чистое место. Хорошо бы их там… завалить стрелами. И смотреть всё время перекрёстки, боковые улицы.

Богдана перед Софией пока нету — некому сектора обстрела перекрывать.

Хорошо, что здесь не Европа: крыши домов не выдвигаются над улицей, стрелять и кидать сверху… неудобно.

Старательно формировали группы. Я попробовал, было, отобрать добровольцев. Весь строй — шаг вперёд. Молодёжь, факеншит. Что они видели? Тяжкий марш да бой у Вишенок? Где трое на одного.

Обычную охрану не беру — они натасканы на защиту. Здесь единственная эффективная защита — непрерывная опережающая атака. Команды смешанные: лучники и мечники пополам.

Жаль, конечно, что кое-какие спецсредства не приехали. На марше посчитали, что пики важнее, а они вон, просто в углу стоят… Был бы бой с копейной конницей — без них было бы плохо. Но у нас намечается бой пеший, ночной.

Как всегда на Руси: «гранаты не той системы».

Ресурсы, здесь — вьюки на гожих лошадках, всегда ограничены. Отчего-то приходиться отказываться, откладывать «на потом», во вторую очередь. В этот раз приоритеты оказались… частично неправильными.

Осаждённые вели себя прилично: на вылазки не ходили, толпами по стенам не слонялись. Из города доносился колокольный звон, солнышко на закат пошло. Отзвонили шестой церковный час. В смысле: девять часов по полудни. Перекусили, чем бог послал. Фиг знает когда следующий раз удастся. Может, завтрак будет уже в раю. С амброзией.

Ещё раз проверил бойцов. Отцепить шпоры — пеший бой. Клинки, тулы на спину — лестницы, узости. Попрыгать — скрытное движение. И — полезли. Не в пекло, не в преисподнюю — в печку.

Я специально не торопил ребят. Чтобы освоились, свыклись с мыслей, что идём умирать тайком. Чтобы «перегорело». Перетряслось в такое… холодная равнодушная ярость.

Хорошо делать дело.

Убивать и умирать.

Самого, естественно, мандраж потряхивает. И, типа, «правильный расчёт времени» — выйти к боестолкновению через час после полуночи.

Караулы часто меняют в полночь — просто других временных отметок ночью нет. За час новый состав успевает пережить собственную эйфорию от приступания к исполнению, угомониться и начать подрёмывать. Не уверен, не знаю, но… Вдруг эта мелочь, это «пёрышко» «сломает хребет» их «верблюду»?

Пройти этот путь с двумя спутниками и с двадцатью… две большие разницы. Мои люди не носят сапог с высокими каблуками, шпоры сняли. Но на каждой лестнице кто-нибудь нае… Мда. Но все целы. Клаустрофобия? — Два случая. В неприятной, но пока безопасной форме. Два масляных фонаря от Николая — большое подспорье. Особенно, после того, как все пять свечек погасли. Задуло их. Сквозняк? Какой сквозняк в подземелье?! — Выдохнули разом. А перед этим, естественно, разом вдохнули. И чего испугались? Я этот череп у стенки в прошлый рад видел, даже внимания не обратил…

Бесконечный подъём в конце… Я по вышкам сигнальным постоянно лазаю, у бойцов учебка за плечами недалеко. А вот Чарджи… кавалеристу по лестницам ходить… Ему вообще… от порога — в седло.

Пыхти, инал, пыхти. У тебя впереди ещё пробежка с грузом и стенолазанье под обстрелом. В рубку пойдёшь с чувством глубокого облегчения и неизбывного удовольствия.

Люк, естественно, не открывался. Не то забит, не то забух. Притащили колоду с железной шапкой на торце. С самых Гончаров тащили! Четверо раскачали и… хорошо, что я сообразил всех с лестницы убрать. Так она и пошла. Колода в шапке. Десять этажей по высоте… на нижней лестнице ступеньки — в щепочки. Боковины, как баба рассевшаяся — пф-ф-ф-дрысь. А сверху, от люка, парень свешивается:

— Дык… ну… выбили. Мать её…

Что там с нижними лестницами — плевать. Верхние целы? — Пошли.

Как устроены русские усадьбы — я уже… И по архитектуре, и по топологии, и по режиму.

Для нас существенно, что истопники, которые последними зимой спать укладываются, уже легли, а поварихи, которые первыми поднимаются, ещё не встали.

В большом коллективе всегда найдётся индивидуй, который то ли бессонницей мучается, то ли любовью страдает. Но зимой все такие — сидят в тёплых помещениях. Выходят, конечно. По нужде. Но не часто. По сравнению с летом, когда народ ночует везде, в каждой постройке — куда как меньше шансов вдруг повстречаться.