В Бирюк - Приступ [СИ]

Реально обрадовали, без кавычек: пришёл сводный отряд отставших. Не все, половина. Полсотни людей, полторы сотни коней. С вьюками. С разным имуществом, со щитами и копьями. Копья-то сложили в уголке, пусть случая ждут. А щиты — крайне нужны. Именно мои.

Они сделаны… не по-русски. Меньше, легче, крепче. Гридни обучены биться именно такой парой: палаш-щит. Понятно, что показывали и нож в левой, и обмотка, и более габаритные миндалевидный русский и круглый кыпчакский. Но обычно — моя пара. Отклонение от основного набора воспитанных навыков в бою — потери в личном составе.

Я сильно переживал по этому поводу. Теперь слегка успокоился: ребята пойдут в бой комплектно.

А вот другая тема расстроила.

Вместе с моими пришли курские. Полсотни верховых, два десятка добрых гридней, отроки, слуги, охотники. Не лишнее подспорье. И в штурме, и потом. Но…

— Не, Воевода, как рассветёт — мы дальше пойдём. К новгород-северским.

— А чего ж вы тогда сюда шли? Северяне с той стороны города становятся. Там бы и оставались.

Мнутся, бороды теребят.

— Мы сперва думали к тебе… Ну… после разговора нашего… тама, стал быть, в Курске… А тута… посмотрели как смоленские на твоих… да и на нас вместе с ними… злобятся, скалятся, слюной ядовитой исходят… мало конями не стоптали, на копья не подняли… Не. Ты с ними как хотишь, а мы к своим пойдём. Чёт неохота с гридями князь Романа резаться… за твои дела-приключения.

Смоленские полки встали на юге, мой и курский отряды проходили там. Сотня княжеских гридней, увидев их на дороге, пошла в атаку. Остановилась только в последней момент. И мои, и курские сильно струхнули. Позже им объяснили. Что у смоленских на мои светло-серые кафтаны с вчерашнего утра — злоба ярая. Так бы и загрызли.

Смогли бы «без звона» — сделали бы. Но тут… Народу вокруг много, куряне, которых, вроде, рубить не за что…

Обошлось. Хорошо. Очень: щиты приехали. На будущее… объяснить ребятам, чтобы не щёлкали. Нет, не пальцами, если кто не понял.

«Зарю» отыграли, утренние процедуры исполнили, мелочёвку раскидали, и я спать завалился. А то четвёртая ночь без сна… многовато будет. Даже при моей «беломышести генномодифицированной». И тут, как «здрасьте» среди ночи, Боголюбский.

«Петушок» из князь Андрея… пробуждающий. Не сильно горластый, но если уж кукарекнет над ухом…

Ну и ладно, пора уж и подниматься. Ихнее самое высоко-бля-бля-городие разбудило, застращало, воодушевило и ускакало. Переходим к водным процедурам.

Собрал отцов-командиров.

— Ночью берём Киев.

— Как?!

— Молча.

— А остальные?

— Следом. В открытые нами ворота. Для этого две команды проходят в город…

— Как?!

— Повторяю для особо замедленных: молча. В городе мы выходим в подземелье боярской усадьбы. Вот план. Терем, кузня, баня, погреба… три или четыре, поварня, церковь, флигели здесь и здесь, амбары, конюшня…

— Да ты, Воевода, никак там всё пешком истоптал!

— Этой ночью и ты истопчешь. Ворота, сторожка, псарня, коровник, птичник. Первая команда сразу вырезает сторожей и собак. Важно: чтобы тихо. Кто вякнул, заорал, бежать кинулся — рубить. Работать быстро. Вылезли — к воротам. Кто попал на пути — зверь, человек — утишить. На барахло не останавливаться, огня не зажигать, голоса не подавать. Проскочить в одно касание. Вторая команда найдёт в усадьбе лестницы… тут, возле забора должна быть, ещё — у сенника, наверное… идёт к северу, из усадебных ворот — вправо по улице.

— Вот так прямо по улице?

— Вот так прямо. Если вокруг тихо — гуляют быстрым шагом, если хай начался — бегом. На перекрёстке не сворачивать. Упирается в стену детинца, града Владимирова. Рва — нет, вал, сама стена — ниже внешней, Ярославой. Точно не скажу, аршин 5–8. Место… любое. От стыка стен до Софийских ворот. Поднимаются на стену. По стене… или за ней… выходят к Софийским. Когда в город войдут суздальские с Искандером, они ударят на эти ворота. К этому времени ворота должны быть наши. Или, по обстоятельствам, поддержать удар суздальцев спереди — ударом в зад.

— Эт мы могём! Пинком приложить, чтоб полетели. Низенько так. Га-га-га…!

— Не зубоскаль. В детинце две княжеских дружины. Сотни три. Не считая отроков, слуг и прочих. Бойцы… серьёзные. Пусть их боголюбовская дружина режет. Наше дело путь открыть. Первая команда идёт влево. К Лядским воротам. Берёт башню, открывает ворота. Приходят суздальские. Следом — наши с кипчаками, потом рязанцы с муромцами. Наши бьют в центр, к Софии, Живчик от ворот вправо, к Василёвским. И, коли пойдёт дело, дальше вдоль стены, к Золотым.

Это мы с Боголюбским обговаривали. Но как оно выйдет в реале…

— Треугольник: Лядские, Софийские, София — наш. Остальное… В детинец не лезть, на Михайлову гору, в Уздыхальницу… далеко. А вот Софию, вокруг неё… Ирининские дворец и монастырь… Если только смоленские прежде не подойдут.

Это не обговаривали. Хуже: заявить, что я собираюсь ограбить Святую Софию Киевскую… Загрызёт. Князь-страстотерпец не вытерпит, чтобы кто-то другой главный храм на «Святой Руси» ломанул. Но попробовать можно: я ж в консенсусе не участвовал, своей доли не получил. Так что, берём всё, до чего дотянемся. Потом, ежели что, «махнём не глядя».

— А чего брать-то?

— Злато-серебро, жемчуга-яхонты. Лошадей добрых. Церковную утварь.

— Храмы божии грабить?!

— Да. В городе шесть сотен церквей. На семь тысяч дворов. Хорошо столичные кушают, окормляют их густо. Обжираются словом божьим. 10–12 подворий на церковь. А по Руси приход — две сотни. Господь что велел? — Делиться. Вот они и поступят по-христиански. Поделятся. Подобру-поздорову. Или… как получится. Хорошо бы вынести всё: покровы, облачения, сосуды, утварь, книги, иконы… мощи святомучеников. Они должны быть в алтари вделаны, у нас нет, а без этого, говорят, не работает. Хорошо бы и попов с семействами.

— Киевских?! Куда их?!

— К Ионе в Муром на обучение. Мы церкви ставим, а там ни — окормления, ни поучения.

— Шесть сотен?! Да на кой нам столько? Только кормить долгогривых.

— Половина спрячется, половина половины — разбежится, половина той половины половины — дорогой помрёт. Да ещё и Иона уполовинит по непригодности. Сколько останется?

— Кто команды поведёт?

Чарджи внимательно рассматривает план города. Ему подробности последующего грабежа… малоинтересны. До того ещё дожить надо.

— Первую, к Лядским воротам — я. Вторую — к Софийским, ты.

Во как Чарджи с Охримом вскинулись! Начали разом говорить. Остановились, сверлят глазами друг друга. У Охрима последний глаз — огнём пылает. Но дисциплина взяла своё: уступил старшему по званию.