В Бирюк - Приступ [СИ]

Общее правило: в «Святой Руси» крепости осадой не берут. Наши люди скорее умрут с голоду, чем откроют врагу ворота. Крепости берут внезапной атакой — «изгоном». Изменой, обманом. Или — штурмом. Через верх, по лестницам. Стенобитные орудия не применяются.

Киевляне вполне разумно не собираются сдавать город: «изгоном» — поздно, блокадой — сами сдохните, приступом — невозможно. Только изменой. Или — «Зверем Лютым».

Подобные мелочи и составляют немалую часть повседневного труда предводителя осаждающих. Его таланта, профессионализма и благоволения господнего. В смысле: удачи. Именно этим Боголюбский и занимался весь следующий день. Влез на коня затемно и поехал. Указывая на несуразности и вправляя мозги. Аж до… Да, вы правильно поняли, глупые и ленивые мозги именно там и оказывались.

Ко мне он добрался хорошо за полдень. Я, как раз, отсыпался после трёх… да, уже трёх бессонных ночей. Что сразу привело его в бешенство.

Виноват: он оттуда и не выходил.

Вратибор, увидев как я спросонок протираю глаза, а Андрей шипит по-змеиному, выскочил из избушки. Дабы не присутствовать при смертоубийстве. Вообще, многочисленная свита штабных, которых я видел вчера, как-то рассосалась.

Ни сидеть спокойно, ни стоять Андрей не мог. Присаживался на лавку, вскакивал, делал пару шагов, снова усаживался. И не выпускал из рук свой меч.

Рукоять меча Св. Бориса в качестве тренажёра для разминки пальцев? — М-м-м… есть в этом какая-то… исконная посконность.

Сухан принёс воды. Я старательно умылся, утёрся, улыбнулся.

— Перекусить не хочешь?

— Нет!

— А я съем чего-нибудь. О, сало с чёрным хлебом. Красота. И стопочка. Красота два раза.

— Ты…! Вчера обещал сказать…!

— Я обещал сказать через два дня. Срок не истёк.

— Хр-р-р!

— Но я скажу. Порадовать тебя, брат мой Андрейша, для меня большое удовольствие. Ну, будем.

И я опрокинул. Крякнул, занюхал, выдохнул, закусил.

— Ты точно не хочешь? Хлебушек свежий, духмяный.

— Ну! Говори!

— Не нукай. Печку на верхнем конце посада видел? Пустой двор, мусор валяется, печка полуразваленная…

Он замер, судорожно гоняя туда-сюда зрачки, вспоминая картинки, прошедшие только что перед глазами. Ага, вспомнил.

— Из этой печки идёт ход в город. Выводит в подземелье одной боярской усадьбы. Ночью я по нему прошёл. Почти до конца. Там лестница такая… высокая. Поднялся. Ляду потрогал. Открывать не стал. Мало ли кто там.

— А если она завалена-заколочена?

— Развалим и расколотим.

Это ж не проездная башня. Как в Городце, где второй этаж забит камнями, и это всё рушится, перекрывая проход, при взятии ворот противником.

— И с откудова ты про такое… прознал? Из свитка кожаного?

Взгляд… дальше должна идти фраза: «Признавайся, изменник родины!». И железкой своей — раз! раз! Сикось-накось. Накрылся Ванюша… большим кириллическим хером.

Андрей, похоже, ждёт, когда мои отсылки к «свитку Иезекиили» приведут к явно бредовому результату. Тогда он успокоенно выдохнет:

— Такой же дурак и обманщик, как все. Грядущее одному лишь ГБ известно. Пророк? — На плаху.

Увы, князь страстотерпячий, придётся тебе ещё малость страстно потерпеть. Продолжай вкушать истину. Только соус переменю.

— Нет. Рад бы соврать, да не могу. Богородица, знаешь ли, не велела. Ох, как я, бедненький, от этого запрета богородичного страдаю-мучаюсь, недоедаю, недопиваю, не донашиваю…

Ваня! Остановись! Хватит прикалываться — у него сейчас «резьбу сорвёт».

— Меня этим ходом выводили. На смерть.

Он дёрнулся. Упёрся в меня злым, недоверчивым взглядом.

— Ну-ка, ну-ка. А это что за история?

История? Это уже моя собственная история. Лично-аишная.

— Длинная. Нынче — не уместная. Так-то. Брат Андрей.

Ишь как взъерепенился! Не буду я отвечать. И не гляди на меня так — я тебя не боюсь.

Понял, глаза опустил, меч свой разглядывает. То ли — упрямца рубить, то ли — дело делать.

— Когда?

— Этой ночью. В час по полуночи.

Стоп.

Факеншит уелбантуренный! У них же часов нормальных нет! Сказать: «атака в 0:45» — можно. И — впустую. Для них — полная бессмыслица.

Ванька! Зажрался! Слонобашней комфортнулся! У меня-то «сигналы точного времени» астрономически отсчитывают и по сетке гоняют. А тут…

Нормальный умный мужик. Комбриг с сорокалетней выслугой. Ни одного хронометра в жизни не видел. Время считает по «Богородицам», сгоревшим свечам да колокольным перезвонам…

Блин! Как обеспечить синхронность действий подразделений?

Достаю нож, царапаю на столе кольцо.

— Смотри сюда. Дневной круг. Полночь-полдень. Дневные часы, ночные…

— Что ты мне всякую… городишь?!

— По нужде, Андрей Юрьевич. Для однозначности понимания. И голов, моей и людей моих, сохранения. Опоздаешь — мне смерть. Выскочишь рано, взбаламутишь стражу — мне смерть. Терпи.

Я не могу привязаться к «полуношнице». Эта служба суточного цикла совершается в полночь или во всякий час ночи до утра; в монастырях Русской православной церкви обычно бывает рано утром в соединении с Братским молебном. Как это делается нынче в Киеве — не знаю. Так что — по звёздам.

— Полночь — по Гвоздю. В смысле: по Полярной. Дальше — свечка. Сгорела — полчаса. Понял?

Что ты на меня вылупился?! Предтеча средневековая. Я не считаю тебя дураком. Просто тебе не повезло родиться и жить во всём этом. В смысле: в «Святой Руси». А я помню как Иван Грозный головы своим пушкарям рубил. Только потому, что свеча в подземелье и на ветру горит по-разному. Сдохнуть просто по разгильдяйству и отсутствию минутных стрелок… Не хочу!

— А если тебя там…?

Точную синхронизацию обеспечиваем дополнительным сигналом.

«Сигнал к атаке — три зелёных свистка».

Далеко — не услышит. Темно — не увидит. Во тьме ночной цветность посвиста… разглядеть тяжело. А разглядит он…

— Огненный крест на стене. Увидел — погнал в ворота. Резвенько. Э-э-э… Первые в ворота — мои.

— Какие «твои»?!

— Ну, я ж не потащу полтораста гидней через нору.

— Нет. Первым — Мстислав с боголюбовскими. Потом Владимирские и Суздальские. Потом…

Андрей требует славы для сына. Княжич, конечно, рюрикович. Но без собственной победы, явленной храбрости… За воротами он будет двигаться вдоль стены изнутри. Потом вдоль стены, но другой, снаружи — град Владимиров. До Софийских ворот. Там будет… жарко. К тому моменту волынцы очухаются, брони взденут. Если не кинутся на прорыв утекать, как в РИ, то рубка будет… Но Искандер должен заслужить, должен лично доказать своё право. Право князя: посылать людей на смерть.

— Ладно. Потом — мои. Всеволжские и кыпчаки.

— Глупость! Чего поганым в городе делать?

— Стрелы пускать. Будут пожары — света хватит.