Фрэнк Герберт - Машина бытия

– Ты хочешь сказать, что мы должны перестать убивать насекомых, – сказал Жоао. – Ты говоришь, что мы должны позволить вам захватить власть.

– Мы говорим, что вы должны перестать убивать самих себя, – прогремел голос. – Китайцы уже… думаю, ты назовешь это повторным заражением их страны. Может быть, они успеют, может быть, нет. Но еще не совсем поздно. Они умеют быстро и эффективно работать… и, возможно, им потребуется помощь.

– Вы ничем не можете это доказать, – произнес Жоао.

– Время доказательств наступит позже, – сказал голос, – а пока выйди наружу и присоединись к своему другу – женщине; пусть солнце поработает над вашей кожей и хлорофиллом в вашей крови, а когда ты вернешься, то скажешь, является ли солнце твоим рабом.

Алан Уоллес, испытывая ощущение нарастающего беспокойства, всматривался в клиента, пока они поднимались в зал публичных слушаний на третьем этаже здания Старого Сената. Этот парень казался ему чересчур безмятежным.

– Билл, меня это тревожит, – сказал Уоллес. – У вас чертовски велики шансы потерять сегодня право выпаса.

Они уже почти дошли до толпы охранников, репортеров и операторов телевидения, прежде чем Уоллес удостоился ответа.

– Какая к черту разница? – бесстрастно спросил Кастер.

Уоллес, гордившийся своим вашингтонским адвокатским лоском – он был выше мелочных исков и сохранял хладнокровие среди любых потрясений, – едва не потерял дар речи.

Тем временем они уже оказались в гуще репортеров, и Уоллес натянул на лицо маску доброжелательной наглости, улыбаясь прессе и этим стараясь сгладить резкость короткой фразы: «Без комментариев, прошу прощения».

– Мы встретимся после слушания, если у вас останутся вопросы, джентльмены, – сказал Кастер.

Голос этого человека был спокойным и уверенным.

«Какое самообладание, – подумал Уоллес. – Может быть, он просто шутит… но очень уж это мрачная шутка».

Облицованные белым мрамором стены зала слушаний засверкали от вспышек. Сзади, над последними рядами, возвышались платформы с телевизионными операторами. Корреспонденты более скромных каналов и их операторы заняли подоконники.

Сдержанный гул немного затих, заметил Уоллес, а затем взорвался с новой силой, когда Уильям Р. Кастер – «Барон Орегона», как окрестила его пресса, – вошел в зал в сопровождении своего адвоката, прошел мимо стола прессы и направился к местам, которые оставили для них свободными в секторе свидетелей.

Впереди справа был один свободный стул за длинным столом, и этот стул теперь символизировал полную уязвимость.

Какая к черту разница?

Это была шутка отнюдь не в духе Кастера, напомнил себе Уоллес. При его репутации тупого барона-скотовода, у Кастера была докторская степень по сельскому хозяйству и степени по философии, математике и электронике. Его западные соседи не без зависти называли его «Мозгом».

Так что отнюдь не случайным было то, что скотоводы выбрали его своим представителем.

Уоллес украдкой скосил взгляд на этого человека и принялся его изучать. Ковбойские сапоги и узкий галстук-лента эффектно дополняли темный деловой костюм и смотрелись неплохо, хотя на любом другом человеке выглядели бы вызывающе и безвкусно. Сапоги и галстук лишь подчеркивали красоту Кастера – загорелого, продубленного ветрами ковбоя. Хотя Кастера можно было смело назвать блондином, его волосы и кожа были темнее, чем у его отца, – правда, тот был отекшим от пьянства и не таким румяным.

Впрочем, Кастеру-младшему не было еще и тридцати.

Скотовод повернулся и встретился взглядом с адвокатом. Он улыбался.

– Ты порекомендовал отличных патентных поверенных, Эл, – сказал Кастер. Он положил портфель на колени и любовно похлопал по нему рукой. – Никакого слюнтяйства и уверток. Я уже все получил. – Он снова хлопнул ладонью по портфелю.

«Он что, на самом деле притащил с собой этот чертов световой аппарат? – подумал Уоллес. – Зачем? – Он покосился на портфель. – Не думал, что эта штука такая маленькая… Но, может быть, он просто говорит о планах на будущее?»

– Давай состредоточимся на слушании, – прошептал Уоллес. – Это единственное, что сейчас важно.

Сквозь гомон зала до них вдруг донесся голос какого-то человека из сектора прессы: «…самое интересное политическое шоу на свете!..»

– Я принес это сюда в качестве экспоната, – сказал Кастер и снова похлопал по портфелю. Портфель и в самом деле был немного вздут посередине.

«Экспонат?» – мысленно переспросил Уоллес.

Уже второй раз за последние десять минут Кастер его откровенно шокировал. Им предстояло слушание в подкомитете внутренней сенатской комиссии по закрытым делам. Тема слушаний – закон Тейлора о пастбищах. Что, к чертям собачьим, может быть общего у этого… аппарата со словесными и законодательными баталиями, которые скоро здесь начнутся?

– Ты же должен был обговорить стратегию заранее со своими юристами, – прошептал Уоллес. – Какого дьявола ты…

Он осекся и умолк, так как в зале наступила полная тишина.

Уоллес поднял голову и увидел, как в двойные двери входит председатель подкомитета сенатор Хайкорт Тайборо в сопровождении приближенных инспекторов, следователей и адвокатов. Сенатор был высоким мужчиной и раньше страдал ожирением, но похудел благодаря эффективной диете столь стремительно, что кожа обвисла множеством складок на щеках и тыльных сторонах кистей. Голова его сверкала внушительной лысиной, которую, словно католическую тонзуру, окружали длинные всклокоченные пряди волос, развевавшиеся над его ушами.

За сенатором, очень близко от него, неотступно следовал штатный колумнист Энтони Поксмен и что-то яростно нашептывал в левое ухо сенатора. Телевизионщики нацелили камеры на эту парочку.

«Если Поксмен, а не его шестерки будет сам освещать слушание, значит, дело дрянь», – сказал себе Уоллес.

Тайборо занял свой стул в центре стола и сел лицом к членам подкомитета, потом посмотрел влево и вправо, чтобы убедиться, что все остальные члены на месте.

Уоллес заметил, что отсутствует сенатор Спиланс: у него возникли трудности с партийной организацией в штате, и он не смог приехать. Отсутствовал также старший сенатор от Орегона. Было объявлено, что он болен.

Но кворум тем не менее был собран.

Тайборо откашлялся и заговорил:

– Хочу призвать членов комитета к порядку и напомнить им о дисциплине.

От голоса и манеры поведения сенатора у Уоллеса побежали мурашки по коже. «Это сумасшествие с нашей стороны – открыто бросаться в драку, – подумал он. – Зачем я позволил Кастеру и его дружкам втравить меня в это дело? Нельзя схватываться на равных с сенатором Соединенных Штатов. Единственный способ бороться с ним – это бороться изнутри . Да и Кастер начал как-то чудить».