Фрэнк Герберт - Машина бытия

– Простите, мистер Румель. Это моя оплошность.

Пловец снисходительно кивнул, подумав: «Она слушается только меня». Его переполняла поистине сумасшедшая радость. Он вдруг почувствовал, что его левую руку потянули вверх. Левински разомкнул наручники.

– Миш, что ты делаешь? – поинтересовался МакПрестон.

– Разве это не очевидно?

– Постой, Миш, – сказал МакПрестон. – Я сочувствую твоим порывам, и президент тоже их понимает, но есть некоторые препятствия. Этот человек совершил преступления, которые…

– Он лучший минер-подрывник из всех, каких я знаю, – сказал Левински.

– Но вспомни о русских! – с недовольным видом произнес МакПрестон.

– Мы подсунем им Джепсона, – возразил Левински. – Джепсон мертв. Он не возразит… и не станет оспаривать нашу версию произошедшего.

Пловец помассировал запястье, натертое наручниками, и перевел взгляд с МакПрестона на Левински. Для него их разговор не имел ни малейшего смысла. Капитан, продолжавший стоять у иллюминатора, тоже был сильно озадачен.

– Но Румеля опознали! – кричал МакПрестон.

– Вот как?

– Вот так! Русские узнают, что он соучастник. И какая тебе от него польза? У него такое лицо – простите меня, мистер Румель, но это правда, – что миннесотский фермер опознал его, лишь пару раз увидев его фотографию в газете до того. Как ты спрячешь его от русских?

– Не глупи, Уолли! Я не хотел его использовать. Мне нужны его знания, его опыт. Я хочу, чтобы он преподавал в академии.

– Но если мы не сдадим его прокурорам вместе с остатками банды…

– Но что, если мы объявим его нашим агентом? Скажем, что он был внедрен нами в банду Джепсона?

– Ты это сам сказал, Миш, я тебя не просил. Они знают, кто у нас эксперт. Они, русские, знают, кто потопил их судно.

– И?

МакПрестон нахмурился.

– Ты же слышал, что говорил президент, – сказал Левински. – Если Румель проявит желание сотрудничать и если мы после проведения полевого расследования сочтем это целесо- образным…

– Мне это очень не нравится.

– Русским это тоже не понравится. Особенно если мы отдадим им алмаз и банду, точнее то, что от нее осталось.

– Судно!

– За судно нам придется принести извинения.

«Отдадим им алмаз, – эхом отозвалось в мозгу Пловца. – О, боже! Ведь Об продолжает долбить этот проклятый алмаз и скоро разобьет его на мелкие куски!»

– Мне придется подумать об этом, – сказал МакПрестон. – Подкинуть русским эту мелкую неприятность доставит мне такое же удовольствие, как и тебе. Но есть и другие соображения. – Он посмотрел на капитана рейнджеров. – Что вы стоите?

– Сэр?

– Отведите нас к профессору Румелю и этой… женщине.

– Сэр, я… я думаю, что нам стоит поторопиться.

– Почему?

– Сэр, я пытался, сэр… но, видите ли, ее работа… она раскалывает Марсианский алмаз.

Пловец не подозревал, что МакПрестон способен так быстро двигаться. Он рывком распахнул дверь кабины, схватил Пловца за руку и бегом потащил его за собой к дому. Следом за ними рванули и вооруженные солдаты. Вся эта толпа вбежала на крыльцо и кинулась в гостиную.

Стекла окон были выбиты, стул перевернут, на стенах виднелись следы пуль. Оцепление расступилось, и МакПрестон с Пловцом ворвались в мастерскую.

МакПрестон резко остановился. Пловец уткнулся ему в спину, а в спину Пловца уперся Левински, бежавший следом.

– Что это за звук? – спросил МакПрестон.

Пловец сразу узнал его. Звук доносился из коридора.

Тук!

Тук!

Тук!

МакПрестон выпустил руку Пловца и ринулся на звук, как бык, сметающий все на своем пути. Тычок сзади от Левински заставил Пловца двинуться следом. Было такое впечатление, что его гонят на казнь. Казалось странным и смешным, что они бежали в такт ритмичному стуку молотка.

Они вломились в мастерскую.

Это помещение казалось не тронутым перестрелкой, если не считать одного разбитого окна. Профессор Румель стоял возле него. Он обернулся на звук шагов, увидел племянника и буднично сказал:

– Конрад, слава богу, ты пришел. Она не делает того, что я прошу.

МакПрестон остановился в добрых шести футах от того места, где работала Об, и окинул взглядом ее коренастую загорелую фигуру, отметил сосредоточенность, сквозившую в каждом движении, играющие мышцы спины. Пловец и Левински остановились прямо за ним.

Тук!

Тук!

Профессор бросился к Пловцу:

– Здесь творилось что-то невообразимое!

– Господи, Румель, остановите ее! – прохрипел МакПрестон.

– Я пытался, – ответил профессор. – Она просто не обращает на меня внимания.

– Не вы! – заорал МакПрестон.

Тук!

Профессор дернулся и уставился на МакПрестона.

– Может быть, она послушает вас. – МакПрестон умоляюще смотрел на Пловца. Наверное, МакПрестон хорошо запомнил слова капитана о том, что эта женщина играючи подняла одной рукой верстак весом четыреста фунтов.

Пловец попытался заговорить, но горло горело так, словно в него вставили горячую кочергу. Он медленно обошел МакПрестона и, подойдя к Об, коснулся ее руки.

Об бросила молоток и клин и вперила в Пловца такой взгляд, что он предпочел быстро отступить на шаг. Однако, узнав его, Об улыбнулась. Лучистая улыбка загипнотизировала Пловца.

– Об, ты можешь закончить работу, – прошептал Пловец.

Продолжая улыбаться, она подошла вплотную к нему, прикоснулась к его щеке мозолистым указательным пальцем, что служило в ее пещере приглашением и проверкой эмоции, которую она прочитала в его глазах. На его щеке не было шрамов, отсчитывающих прожитые годы, – и кожа его была такой сладкой, такой мягкой… как кожа детей Матери Пещеры. Пловец, кажется, понял ее игру. Он потянул ее в сторону, откинул прядь волос и провел пальцем по ее уху.

Об хотела взять его за руку, отвести к верстаку и показать работу, но боялась нарушить этот молчаливый диалог.

– Кругом свистели пули, – рассказывал между тем профессор Румель, – но она не обращала на них ни малейшего внимания. Она продолжала работать, как будто… – Голос его дрогнул и пресекся. Помолчав, он добавил: – Господи, она же не имеет никакого представления о пулях.

Пловец слышал этот голос, словно во сне. Он при этом боковым зрением видел, что МакПрестон и Левински подошли к верстаку, склонились над ним, о чем-то беседуя. То, что прочитал Пловец на лице Об, делало все остальное неважным и ненужным.

Об вспомнила слова Матери Пещеры: « Это нормально – играть с самцами и пробовать их, но, когда приходит время окончательного выбора, моя волшебная воля скажет тебе, кого выбрать. Ты сразу это поймешь ».

Как мудра была Мать Пещеры; она знала, что говорила и что думала Об. Как сильна магия Матери Пещеры!