Артем Углов - Предел прочности. Книга вторая

Малышка не отвечает. Думаю, что разговор наш на этом закончился, пытаюсь встать, но крепкие пальчики не отпускают.

- Он очень много работает, - говорит она тихо. – Постоянно приходит уставший, очень не любит, когда мы шумим или бегаем.

Он? Теперь наступила моя очередь молчать, чтобы не спугнуть олененка, доверчиво обнюхивающего протянутую ладонь.

- Если бы не он, мы бы очень плохо жили, он спас всех нас от разорения. Пап а даже спал на рабочем месте, прямо за столом, представляешь?

Пап а ? Нет, не представляю… не могу.

- Ему очень трудно, он постоянно злится и нервничает, а мы только мешаем. И… и поэтому ему очень сложно выражать свою любовь.

И поэтому он не нашел ничего лучше, чем трахнуть собственную дочь. Малышка была абсолютно беззащитна, и единственное, что смогла сделать, это тронуться умом: разделиться на две половинки. Только этого оказалось недостаточно. Организм уже на физическом уровне не справлялся с насилием: появились панические атаки, проблемы с дыханием.

Вспомнил, как она ложилась на кровать, словно ягненок на заклание. Все понимала, знала, чем закончится и шла на это. Сколько же смелости надо иметь, чтобы, вот так вот, раз за разом встречаться с самым большим страхом в жизни. Страхом, который искалечил разум и тело.

Я пытаюсь осознать услышанное, борюсь с желанием проснуться, вырваться из объятий безумного сна. А малышка продолжает говорить и защищать… защищать его. Того самого, кого по недоразумению называет пап а. Какой в жопу пап а !

Об этом знала ее мама, братья, даже тетя родная и ничего. Все вокруг восхищались ее отцом, его способностью вести бизнес и договариваться. Именно он вытащил известную старую фамилию из лап должников. Истинно спас, по-другому не скажешь, а дочка… Дочка, это ничего, всего лишь небольшая прихоть главы аристократического рода. Потерпит, с нее не убудет. Должна лежать и радоваться хоть какому-нибудь вниманию со стороны пап а ,человека важного и исключительно занятого.

Теперь понимаю, откуда в ней такая тяга к ласке: к поглаживанию по головке, к держанию за ручки. Она и сейчас льнет, ко мне, как маленький кутенок в поисках тепла. Батя-то, наверное, исключительно голым пузом касался, непосредственно в процессе, а мамка была способна разве что на нотации. Отругала малышку за приступы асфиксии, которые мешали отцу расслабляться.

- Я не специально, честное-пречестное. Я даже дыхание задерживать научилась, смотри, - малышка отстраняется и надувает щеки. Выдерживает секунд пять и с шумом выпускает воздух. – Я так долго могу, правда, - с гордостью заявляет она.

Не вижу ее, изображение начинает расплываться.

- Ты плачешь? Тебе тоже моего пап а жалко?

Да, блять, жалко.

Малышка вскакивает с кровати, обхватывает мою голову руками и сильно-сильно прижимает к груди. Чувствую, как колотиться маленькое сердечко.

Почему так странно? Почему она утешает, а не я ее. Ничего не понимаю, отказываюсь понимать.

Слышу, как ключ позвякивает в замке. С трудом отрываю голову от малышки – фигура Вейзера, двоится, плывет, как и все в глазах. Гребаные слезы, расчувствовался, словно последняя девчонка. С Валицкой тогда сдержался, а здесь прям прорвало, не удержать.

- Извините, я попозже - бормочет мой сосед, и хлопает дверью. На заднем фоне слышен шум голосов – это Марго никак не угомонится, работает в режиме пилы.

Вытираю пальцами проступившие слезы. Шмыгаю носом, привычно тянусь рукой убрать сопли.

- Нельзя так, это не культурно, - малышка протягивает расшитый платочек.

- Какие у тебя родители… молодцы, научили, - бормочу я.

Сопли мотать на кулак – не культурно, а трахать собственную дочь…

Беру предложенный платочек и громко высмаркиваюсь.

- Они молодцы, и я молодец, - важно заявляет Лиана. – А еще тетя Настя обещала меня вылечить и тогда я буду совсем умничка. И родители будут мною гордится. И тогда мы всей семьей поедем в горы. Ты был в горах?

- Нет, - мотаю головой.

- В горах красиво. Правда, я там не была ни разу, но видела по телевизору. Они высоченные такие, огромные совсем. Герб про них постоянно рассказывает.

Дверь снова хлопает и на пороге появляется Авосян. Стоило упомянуть имя, и великан тут как тут, обеспокоенно смотрит в нашу сторону.

- Лиана, я же просил, не доводить ребят до слез. Тебе самой стыдно будет, вспомни случай с Ловинс.

- Я не довожу, честное-пречестное, - малышка снова хватает мою голову и прижимает к груди. – Я его жалею, он очень добрый и хороший. Ему помощь нужна, - маленькая ладошка заботливо гладит по голове.

Мне… помощь... Понимаю, что больше не смогу выдержать всего этого сюрреализма. Вскакиваю с кровати и бегом в ванную, где высмаркиваюсь от души. Хватаю душ, делаю сильный напор и засовываю голову под тугие струи воды. Ощущение ледяного дождя на коже приводит в чувства. Смотрю на собственное отражение в зеркале – да, Петр Сергеевич, что-то совсем вы расклеились, нервы ни к черту.

Осторожно вхожу в комнату – малышки уже нет, только Авосян мнется у входа.

- Мне это, Вейзер сказал, что тебя Альсон до слез довела, - явно смущаясь, произносит он, – ну и это, я сюда сразу. Сам знаешь, у малышки талант находить болевые точки.

- Нет, она не виновата, - смотрю на платочек в руке. Он порядком пострадал от соплей, вымок под душем, но при этом не потерял запаха весеннего луга, того самого, которым пахла сама Лиана. С силой сжимаю его в кулаке и вижу, как редкие капли влаги падают на пол. Словно розовая ткань, с вышитыми цветочками, была способна на слезы.

- Ты знаешь про ее пап а ? – спрашиваю прямо. По виноватым глазам Герба вижу, что все он знает. – Это гнида, по недоразумению, называемая отцом, каждый день насиловала малолетнюю девочку. Насиловала с молчаливого согласия мамы, братьев, тети родной. Когда у нее проблемы с головой начались, это не остановило кормильца и защитника семьи. Он бы и сейчас ее трахал, если бы не асфиксия. Видимо, не очень удобно насиловать родную дочь, когда она синеет и задыхается под тобой. Чисто эстетически картина неприглядная.

- Она сознание один раз потеряла, еле откачали, - глухо произносит Авосян. – Он думал, она притворяется, чтобы это… ну, ты понял.

- То есть даже так, он и в таком состоянии ее…, - язык не поворачивается лишний раз произнести грубое слово. Исключительно мат напрашивался. – Герб, скажи честно, что это за мир развитый, где в семьях такое твориться? Нет, я, конечно, может чего не понимаю, человек дикий и отсталый, но разве это нормально? Мне одному происходящее кажется больным бредом? Или у вас традиции такие?

- Нет таких традиций, - Герб хмур и серьезен. – Просто… просто не принято вмешиваться в дела семьи, особенно древнего рода.