Дин Лейпек - Вероника Стейнбридж покидает зону безопасности [СИ]

Вероника молчит, смотрит на него снизу-вверх.

– Ты лишила его родителей, – фраза звучит, как пощечина – но это помогает Веронике выйти из оцепенения.

– Я спасла ему жизнь, – отвечает она тихо, но уверенно.

– Да? А может, просто успокоила саму себя?

Вероника вскакивает с дивана.

– Ты сам говорил, что в Полосе нет нормальной медицинской помощи! Он бы умер там!

– Он все равно умер, – холодно замечает Тим. – Для своих родителей.

– Да почему?!

– Потому что дети без гражданства становятся гражданами Зоны. Когда в нее попадают. А родителей без гражданства к нему не пустят.

Вероника не сразу находит, что ответить. Значит, в больнице и не будут пытаться найти семью…

– Но ведь он все равно выжил, – тихо замечает она. – Я уверена, что его родители предпочли бы…

– Ты их спросила, прежде чем вызывать помощь?

– Да откуда мне было это знать?! – взрывается Вероника. – Ты же ничего мне не рассказываешь! Ни-че-го!

– А ты спрашивала? – отвечает вопросом на вопрос Тим. Стекла очков непроницаемые.

Несколько мгновений Вероника молчит. Потом хватает сумку с пола – и убегает из студии.

Дома Софи спрашивает:

– Где ты была?

Вероника неподвижно сидит на кухонном табурете – она смертельно устала.

– На побережье.

– Ты ездила в Норфолк? – удивляется Софи. Они еще ни разу там не были, хотя и собирались.

– Нет. Я была в Полосе Отчуждения.

Чайник замирает в воздухе – Софи не успевает донести его до стола.

– Мне надо кое-что тебе рассказать, – продолжает Вероника.

«Кое-что» растягивается на всю ночь. Она говорит и говорит, а Софи слушает молча, не перебивая и не делая никаких замечаний. Когда Вероника наконец замолкает, на улице начинает светать. Софи молча встает, потягивается – и внимательно осматривает подругу.

«Показатели в норме» – пишет приложение на экране очков. Софи слабо улыбается – и спрашивает:

– Хочешь, я поеду с тобой в студию сегодня?

Они вернутся туда днем. Подойдя к двери, Вероника наступит на что-то твердое под ковриком – второй ключ. Она откроет дверь, и наполненная солнечным воздухом комната встретит ее тишиной и спокойствием. В углу на полу лежит аккуратно сложенная драпировка. На диване разбросаны разноцветные подушки. Вероника уже знает, что на сушке не будет никаких лишних чашек, в шкафчике не обнаружится зеленого чая, и ванная дохнет на нее прохладной пустотой.

– Как здесь просторно, – с легким восхищением заметит Софи за спиной, и голос гулко отзовется под высоким потолком.

Вероника подберет драпировку с пола и уберет в стенной шкаф – на одну полку выше стопки чистого постельного белья.

Хорошо, что предыдущие хозяева оставили ей машинку с сушкой. Это очень, очень удобно.

|13|

– Эмиль Кондеро? – у девушки-администратора очень красивый голос – Вероника с удивлением слушает, как имя незнакомого мальчика перекатывается, словно морские волны. – Да, он стабилен, лежит в травматологии.

– Вы связались с его семьей?

Девушка качает головой.

– Мы не имеем права.

– Но его ведь кто-то навещает здесь?

– Соцработник, Луиза.

– А я могу с ней поговорить?

– Если можете подождать. Она приходит сюда в три.

Вероника сидит в вестибюле – здесь квадраты образуют замкнутый контур, под которым собрались взволнованные, молчаливые люди.

– Вероника Стейнбридж? – полная немолодая женщина стоит у входа в приемное отделение.

Когда Вероника подходит, то замечает, что взгляд у Луизы немного расфокусирован – так бывает у многих, кто не привык носить очки с детства.

– Мне сказали, вы хотели поговорить про Кондеро? – очки соцработника то и дело темнеют – она просматривает файлы. – Это ведь вы его привезли?

– Да, – кивает Вероника.

– И что вас интересует?

– Что с ним будет дальше?

– Когда его выпишут, отправим его в один из воспитательных домов.

– А его родители?

– Юридически, они теперь не имеют права общаться с ним. Он – несовершеннолетний гражданин Зоны, а у них гражданства нет.

– И это никак нельзя исправить?

– Они могут усыновить его заново. Для этого им нужно получить гражданство, иметь в Зоне жилье и необходимый пакет документов, которые подтвердят, что им можно доверить воспитание ребенка. Мы не очень приветствуем воспитание в семье – но в данной ситуации, я думаю, это лучше всего.

– И сколько времени им понадобится, чтобы получить гражданство?

– Год, может быть, два.

– И ничего нельзя сделать, чтобы родители могли видеться с сыном?

– Формально, опекун в Зоне может написать гарантийное письмо, по которому он берет на себя ответственность за общение с не-Гражданами. Но директора воспитательных домов на такое редко идут – если что-то пойдет не так, например, родители попробуют увезти ребенка, опекуну грозит тюремный срок.

Вероника долго молчит.

– А сколько времени нужно, чтобы гражданин Зоны мог усыновить ребенка?

– Если он предоставляет все необходимые документы – от двух недель до месяца.

– А вы можете выслать мне список? Мой «айди»…

– Он прикреплен к делу. Я вышлю, разумеется, – соцработник сухо улыбается, а потом коротко вздыхает. – Если честно, я противник этого закона. Одно дело – легализация выращенных в инкубаторах «чистых», к которым неприменим термин «родился», но эти дети… Каждый год к нам попадает несколько таких. И что толку, что здесь их можно нормально лечить, учить и растить в здоровом коллективе? Нельзя сделать «чистых» детей из таких.

– И ничего нельзя сделать с законом?

– Так делают. Созвали комиссию, что-то там изучают. Привлекли федеральных юристов… А толку?

Очки соцработника снова темнеют.

– Простите, мне пора. Я отошлю список, и у вас будет мой «айди».

Вероника выходит из больницы. Оглядывается – над стеклянной крышей улицы сотни одинаковых окон отражают чистое осеннее небо с редкими обрывками белых облаков.

Когда она едет в трамвае, приходит список документов для усыновления.

«Свидетельство о собственности или договор аренды жилья, рекомендация работодателя, выписка из банковского счета, полный медицинский осмотр, отчеты группы поддержки, свидетельство о приеме препаратов группы суппрессивов…»

Вероника поднимает глаза и смотрит в окно. Яркий отраженный свет ударяет по глазам в бесплотной попытке дотянуться до нее, достать своим разрушительным теплом.

Но она – в безопасности.

|1|

Идет дождь.

Он начался давно – час назад сработали датчики освещенности, зажигая по всему офису лампы. В ясную погоду теперь тоже темнеет рано – по вечерам, когда Верóника выходит с работы, повсюду уже горят фонари. Впрочем, она не обращает на это особого внимания. Очки подстраиваются под сумерки, высветляют изображение, делая пространство улицы приветливым и дружелюбным. В трамвае Вероника обычно переключает систему на ленту новостей – стекла темнеют, и все шесть остановок она сидит совершенно неподвижно. Перед ее станцией очки всегда предупредительно выключают экран – маршрут давно сохранен в избранном, и, если Вероника отклонится от него, система обязательно предупредит об этом.