Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

А того, что Сорок Седьмой, зарегистрировав ведущий к необратимой деградации ноосферы F8 перерасход психической энергии, в свою очередь упустит из вида взаимодействие этой энергии с поглотившим её индивидуальным сознанием одного из аборигенов третьей планеты, этого — в силу практически невероятного стечения обстоятельств — не мог предвидеть даже Координатор Малой Ячейки. И более: «Эта» цивилизация в целом не смогла проследить цепь «невероятностей», приведшую в конце концов к образованию доставившего ей столько проблем своевольного психосимбиота.

На возвратном пути Ольге сделалось плохо. Закружилась голова, в глазах стало двоиться, но — главное! — смешение мыслей и чувств: она не она, а кто-то ей посторонний, в кабине не привычный запах бензина, а приторный жасминовый аромат, Света с Сергеем не тихо переговариваются между собой, а сообща забивают мелкие гвоздики в её виски и темя. Противясь накатывающей дурноте, женщина откинулась на спинку сиденья, но удержаться в таком положении смогла не долго — её тело обмякло и сползло, уткнувшись головой в плечо майора. Обеспокоенный Иван Адамович, спросив, — Оленька, что с тобой? — и не получив ответа, обратился к Сергею:

— Лейтенант, притормози, пожалуйста, Ольге нехорошо, я посмотрю.

«Уазик» замедлил бег и встал, прижавшись к обочине. Майор распахнул дверцу и положил женщину на сиденье — так, что, перегнувшись в коленях, свесились выставленные наружу ноги. Взял руку, нащупал пульс, удостоверившись, что сердце более-менее в порядке, попробовал дать воды — напрасно: горлышко фляжки лишь стучало об Ольгины плотно сжатые зубы, а вода тонкой струйкой стекала по левой щеке. Иван Адамович налил немного воды в свою, выгнутую лодочкой, ладонь и побрызгал в лицо безучастной женщины — обморок не проходил. Увы, похоже, что к Ольге возвратилась её недавняя «замороженность». Ни лечение Иннокентия Глебовича, ни поездка к Колодцу не помогли. Верней — помогли ненадолго.

Оставшаяся дорога прошла в тягостном молчании. Ротик затворился даже у Светы: совсем недавно, ещё сегодняшним утром, весёлый трёп, шутки, мечты, грандиозные планы — и вот те на! Ольга опять «в отключке», и так ярко рисующаяся в воображении её свадьба с майором откладывается — в лучшем случае! — на неопределённый срок. А у неё самой? С Сергеем? Подавленная произошедшим, ничего хорошего, кроме, возможно, двух или трёх бурных ночей, Света впереди уже не видела.

Кто она для Сергея? А что? Молодой, красивый, самоуверенный — да у него, небось, в каждой поездке таких, как она, бывает не по одной! А у себя — в Ростове? Да там ему продыху нет от баб! Не зря же — десять лет в разводе — и до сих пор ещё не женат! А может — врёт? Как — в таких случаях — девять из десяти мужчин? Преспокойно женат, а ей только так — «заливает баки»?

Под влиянием неожиданно вернувшейся к Ольге болезни, Светлане всё виделось в настолько отвратном свете, что напрочь забылось: Сергей ей замужества не предлагал. И более (если уж до конца по честному!) не он «соблазнил» её — она: ночью рядом с ним улегшись голенькой! И при этом, «нечаянно» разбудив!

Иван Адамович, бережно поддерживающий безучастное Ольгино тело, лишь горестно вздыхал про себя, безумно жалея эту, ставшую вдруг невозможно близкой, женщину. Но не только её — в меньшей, конечно, степени, однако же и себя: ведь счастье казалось таким возможным! Судьба, казалось, наконец-то смилостивилась, даровав ему на закате дней не достававшую всю взрослую жизнь половину.

(С умершей шесть лет назад от цирроза печени женой — плохая водка в соединении с плохой наследственностью — майор хоть и неплохо ладил, но никогда не был душевно близок. Разумеется, об усопшей положенное он отгоревал — ещё бы, тридцать два года вместе! — но и только… Её смерть не оставила не то что бы глубокой раны, но даже заметного рубца на сердце.)

Для Сергея возвращение к Ольге её странного заболевания явилось чем-то вроде знака: всё — поездил, посмотрел и будет! Достаточно! Любопытство более чем удовлетворено. Пора, очень пора домой. О конце Дикого Поля и об образовании на его месте «героиновой империи» необходимо как можно полней осведомить Плешакова. Заодно передав ему полуофициально высказанное Иннокентием Глебовичем пожелание о присоединении Нижне-Волго-Донской Республики к Конфедерации.

Вообще-то, когда прошло удивление от сообщённой ему майором обескураживающей новости о Батьке и о конце Дикого Поля, то Сергей очень скоро — ещё по дороге в Ставку — понял: для ростовского Губернатора это наверняка не новость. И для ставропольского. И для краснодарского Головы. И для царицынского Мэра. Для него — да, но не для них. Эти, прекрасно сохранившиеся с доисторических времён номенклатурные «зубры», наверняка всё знали об Иннокентии Глебовиче. А то, что он сам это имя впервые услышал лишь здесь, в Диком Поле, обидно, конечно, но… «Всякий сверчок, знай свой шесток», — горькая народная мудрость. Обидно, конечно, но… доложить Плешакову и баста! Отпуска у него ещё две недели! Расслабиться, отдохнуть, покупаться в море. И к чёрту Ейск или Геленджик! У себя — в Таганроге! Вот только Света… а что — Света? А почему бы ни пригласить её? Дней эдак на десять? Она ведь не девчонка — не посчитает приглашение недельки полторы отдохнуть у моря предложением ей «руки и сердца»? Или — всё-таки — посчитает?

Выслушав краткий рассказ о приключениях у Колодца и осмотрев Ольгу, Иннокентий Глебович задумался: случай не типичный. Да, женщину вполне можно принять за «замороженную» — немота, неподвижность, расслабленность, отсутствие глотательного рефлекса, — однако её зрачки на свет реагируют. И, кроме того, есть ещё какие-то, которые он хоть и улавливает, но не может определить, отличия — не позволяющие однозначно считать Ольгу «замороженной», несмотря на очень большое внешнее сходство.

На всякий случай полковник Горчаков захватил своими ладонями кисти Ольгиных рук — как он это обыкновенно делал при лечении «замороженных» — легонько сжал, предельно сосредоточился и… негромко вскрикнув то ли от боли, то ли от неожиданности, резко разорвал цепь — выронив из своих ладоней женские руки. Океан электричества! Только не от него к Ольге — от неё! Будто бы в каждый палец Иннокентия Глебовича разом впилось по молнии! Однако исцеления не наступило. Ни речь, ни способность двигаться к женщине не вернулись. Повторять же эксперимент, рискуя получить ещё одну порцию ядовитых молний, полковник, естественно, не захотел, решив поместить Ольгу в гарнизонный госпиталь — там будет видно. Случай более чем не типичный.

Поручив женщину заботам Ивана Адамовича и распорядившись, чтобы ей — мало ли что! — сделали все мыслимые анализы, Иннокентий Глебович задержал Сергея: срочный вызов по телефону не подчинённого ему лейтенанта — имея в виду, конечно, не Голышева, а Плешакова — требовал объяснения. Тем более, что истинная причина такой, несколько нарушающей границы гостеприимства, поспешности была, как бы это сказать помягче, немножечко грязновата. Узнав от своих шпионов о вызове Маркиза Седым и без труда догадавшись о характере данного Юрию Меньшикову задания, полковник Горчаков — и по роду службы, и по душе интриган первостатейный! — решил, что более удобного случая воздать Виктору Сергеевичу за его продолжающийся в тайне разбойниче-грабительский промысел не представится. Во всяком случае — в ближайшее время.