Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

— Я, Иннокентий Глебович, сам их не видел и не хочу быть гадалкой. А вот облако и наше в нём фантастическое перемещение — факт. И с ним, хочешь не хочешь, а придётся считаться. Почему я и позволил себе отклониться в сторону от нашего важного разговора. А что получилось немного глупо — ещё раз извините.

— Всё, всё — достаточно извинений! А то уже получается перебор! Сахарин с патокой! Я — не о пришельцах, Сергей Геннадьевич, я — о перемещении… Как вы думаете, подобные «явления», если они будут случаться и впредь, способны помешать нашему общему делу?

— Как вам сказать, Иннокентий Глебович… После всего случившегося, я об этом думаю больше, чем нужно. Иногда даже кажется, что вот-вот поедет крыша. Но это — вообще. А если, как вы, конкретно… Наше общее дело — вы ведь, конечно, имеете в виду не героин, а объединение России?.. Так вот, если — по Ольгиному — они все погибли, то «явления» следует принимать в расчет не больше, чем, скажем, град или смерч: да, может случиться, может навредить или помешать чему-то, но… в местном масштабе… и не существенно. Ведь, вспомните, чудеса у Колодца случаются где-то уже четыре года — и ничего. Никому и ничему они до сих пор серьёзно не помешали. Зато, если так, как рассказала Света, то нам остаётся только одно — молиться! Обо всём нашем Мире: всей Земле, всей Цивилизации, всём Человечестве! Света их, правда, считает дюже разумными и ни в коем случае не желающими людям зла, но… если даже и так… нам всё равно предстоят огромные перемены! Контакт с чужой цивилизацией — братья по разуму! А что если Света чуть-чуть «не въехала» и они воспретендуют на роль «Старшего брата»? Нет уж, в этом случае, меня от прогнозов увольте!

— Что ж, Сергей Геннадьевич, остаётся только принять к сведению ваш рассказ и сообща продолжать наше общее великое дело. Как можно лучше — отдавая ему не только все силы, но и всю душу. Работать несмотря ни на что — ни на чёрта, ни на Интерпол, ни на пришельцев! Ведь Там, — полковник многозначительно посмотрел вверх, — Господь с нас за Россию спросит.

После небольшой порции строго дозированной патетики — хорошо чувствующий собеседника, Иннокентий Глебович, обычно, не переигрывал — грядущий спаситель России завершил беседу на будничной, подчёркнуто деловой ноте:

— Завтра, Сергей Геннадьевич. На десять ноль-ноль я пригласил кое-кого из самых влиятельных «степняков» — вас приглашаю тоже. А после совещания — до пятнадцати оно, думаю, закончится — сразу же отправляйтесь в Ростов. Андрея Матвеевича обо всём здесь случившемся необходимо информировать как можно быстрее. О пришельцах — тоже.

Покушение на него, по расчётам полковника Горчакова, Маркиз собирался предпринять послезавтра.

На этот раз сведения Иннокентия Глебовича оказались не совсем точны. Это Седой запланировал на послезавтра, а Маркиз, с ним согласившись и делая вид, будто подготавливается строго по утверждённому графику, в тайне осуществлял свой план. Почти безумный, но единственный, дающий хоть тень надежды уцелеть самому.

Юрий Меньшиков не мог знать, каким образом Седой собирается избавиться от него, но был уверен в одном: после ликвидации полковника Горчакова. Конечно, безопаснее всего было бы, получив аванс, «слинять» в тот же день — и никакая «снайперская гордость» не помешала бы Маркизу, Виктор Сергеевич надеялся на неё напрасно! — но почти маниакальное желание в лице Иннокентия Глебовича рассчитаться со всей отечественной наркомафией, наконец-то достойно отомстить за смерть сестры: изрешетив пулями не мелкого торговца, но разнеся голову самому выдающемуся из «крёстных отцов», удерживало Юрия Меньшикова куда надёжнее, чем киллерские амбиции.

Предполагая, что кроме Упыря за ним следят ещё двое или трое из седовской банды, Маркиз внешне старательно играл по навязанным Виктором Сергеевичем правилам: время, оружие, пути отхода — всё под контролем Димки Ушакова. А чтобы такой уступчивостью не навлечь лишних подозрений, Меньшиков для стрельбы присмотрел две позиции — каждая примерно в полутора километрах от Ставки и на таком же расстоянии друг от друга. Упырь на «джипе», чтобы забрать стрелка, по этому плану должен был получить известие о точном местонахождении Маркиза только за пять минут до «акции» — звонком по сотовому. Расчёт делался на несогласованность, замешательство и — особенно! — на отсутствие авиации. По уверениям Седого, догнать быстроходный «джип», имеющий фору в несколько десятков километров, горчаковским спецназовцам было не на чем. Расчёт настолько идиотский — мигом догнали бы! — что Меньшиков, не сомневайся он до этого в честности Виктора Сергеевича, обязательно насторожился бы: Седой его — что, держит совсем за дурака?!

(В действительности ум и профессионализм Маркиза Седой оценивал очень высоко, нимало не сомневаясь, что у Меньшикова есть свой, не имеющий ничего общего с дурацкой гонкой по степи, план отхода. Однако Виктор Сергеевич не собирался его выведывать — зачем? Упырь, увидев, что пуля Маркиза попала в цель, нажмёт кнопку на пульте дистанционного управления — вмонтированный в ложе снайперской винтовки ста пятидесятиграммовый заряд пластида навсегда избавит Юрия Меньшикова от всех, неразрывно связанных с его опасной профессией, забот и разочарований. Это Ушастый знал, но без особенных колебаний согласился нажать на кнопку за 50 тысяч «баксов». А вот того, что этим нажатием он подорвёт ещё один, несравненно более мощный, ловко пристроенный под бензобаком его автомобиля, заряд — Упырю, разумеется, знать не полагалось.)

Со своей стороны, разгадывать загадки Виктора Сергеевича Маркизу потому уже не имело смысла, что, выстрелив, он сразу же оказывался между молотом и наковальней — между седовскими бандитами и спецназовцами Горчакова. И выпутаться из этой крайне неприятной ситуации было, по его прикидкам, возможно только одним способом — упредив. Но и это — полдела. Необходимо было исхитриться и разъярённым спецназовцам Иннокентия Глебовича вместо себя подсунуть кого-нибудь из седовских хлопцев — все знали о прохладном отношении Горчакова к Виктору Сергеевичу, и для доказательства вины Седого хватило бы одного подозрения.

Упыря — всё-таки кореш — без крайней нужды Маркизу подставлять не хотелось, и его выбор пал на Мурзика: худого бледного горца. То ли карачаевца, то ли адыгейца — для архангелогородца Меньшикова все горцы являлись «лицами кавказской национальности».

Поздним вечером, накануне задуманного, Маркизу удалось его уговорить обменяться оружием: свой новенький «Кольт» сорок пятого калибра — на сохранившийся Бог весть с каких времён «Маузер» Мурзика. Правда, ночью, разобрав, осмотрев и смазав приобретённый раритет, Юрий Меньшиков несколько усомнился: в музее — да, там бы он был на месте, а в деле? Зато если полковника Горчакова удастся угрохать из этой редкости — праведный гнев обязательно выплеснется на Мурзика. Которого, скорее всего, убьют на месте. Но даже если и не убьют, если затеют разбирательство, то пока суд да дело — безначалие, замешательство, неразбериха! — откроются кое-какие шансы на благополучное бегство. И от «тех», и от «этих». Очень, конечно, скромные шансы, но рассчитывать на лучшие, «замочив» «крёстного отца», было бы более чем наивно.