Леонид Пузин - Приговорённые к совершенству [СИ]

Ни чекистский, ни жизненный опыт, ни даже природный психологический дар не могли подсказать Иннокентию Глебовичу решения этой, казалось бы, не такой уж и важной загадки. Не важной?

Думать, что кто-то способен читать твои самые сокровенные мысли и не иметь возможности защититься от этой ментальной агрессии — ничего себе! А если к тому же ты призван для исполнения высшей Воли? Спасаешь, чёрт побери, Россию? Да от всякого, способного помешать столь Высокой Миссии, ты тем или иным способом избавиться просто обязан! Любым способом! Вплоть до убийства! По счастью для Ольги, профессиональная подозрительность полковника Горчакова не являлась, во-первых, маниакальной, а во-вторых — его чекистская беззастенчивость имела всё-таки некоторые границы. В которые убийство ни в чём не повинной женщины — на основании одного лишь смутного внутреннего беспокойства — никак не вписывалось. Другое дело — держаться от неё подальше…

…и Иннокентий Глебович с сожалением отказался от возникшего у него намерения сделать Ивана Адамовича одним из двух своих заместителей, вместо завербованного Москвой Кузякина. Которого, как не справившегося с должностью начальника артиллерии, перебросить на транзит героина в Европу — нетрудно себе представить, какую, узнав о новом поле деятельности своего шпиона, московский Мэр скорчит рожу! Увы. Из-за женщины, что случается сплошь и рядом, пришлось отказаться от этих соблазнительных перестановок. Нет, Кузякина на героин Иннокентий Глебович всё-таки перебросил — держать при себе вконец обнаглевшего шпиона становилось всё несподручнее, — а вот взять на его место Ивана Адамовича Горчаков не рискнул: приблизив его, он бы волей-неволей приблизил Ольгу. И, повышенный в звании, подполковник Грубер был назначен инспектором по вооружению — работа разъездная, а поскольку Иннокентий Глебович нимало не сомневался, что Ольга будет повсюду следовать за своим мужем, то это решение Горчакову виделось наилучшим: внушающую тревогу женщину держать от себя подальше — разумно, не правда ли?

Конечно, назначать кадрового артиллериста на неактуальную — в сущности, представительскую — должность было не слишком этично, но… Иван Адамович, к некоторому удивлению Горчакова, не выразил ни малейшего неудовольствия! Напротив, искренне поблагодарив за долгожданное повышение в звании, рьяно взялся за выполнение возложенных на него обязанностей — по осенне-зимнему бездорожью побывав с инспекционными визитами едва ли не у всех мало-мальски влиятельных «степняков». Из чего проницательный полковник сделал естественный вывод, что не только он опасается Ольгу, но — и она его. Что, в свой черёд, привело к новому витку подозрительности и беспокойства: конечно, померещившееся ему и так испугавшее непосредственное чтение мыслей — вздор, а вот его настроения и чувства Ольга, несомненно, улавливает. Своим новым назначением Иван Адамович остался доволен наверняка не без её влияния! Наверняка убедила мужа, что держаться подальше от ставки — в их интересах.

К концу декабря старательный и аккуратный Иван Адамович завершил ревизию арсеналов всех хоть что-нибудь из себя представляющих «степняков», и Иннокентию Глебовичу пришлось задуматься, куда бы ещё откомандировать чересчур добросовестного подполковника — разумеется, в первую очередь имея в виду его жену. Однако по всем прикидкам получалось, что, как минимум, до конца января Ольгу предстоит ему лицезреть гораздо чаще, чем это требовалось для сохранения душевного равновесия — раньше февраля отправлять Ивана Адамовича в новую инспекционную поездку было бы верхом неприличия. По отношению не столько к подполковнику, сколько к влиятельным командирам степных отрядов. Поэтому, когда двадцать девятого декабря в Ставку дикопольского Батьки явился Сергей Голышев и передал ему конфиденциальное предложение Андрея Матвеевича делегировать (пока, конечно, неофициально) своего представителя в Ростов, то у Горчакова не возникло ни тени сомнения — кого именно: разумеется, Ивана Адамовича! Чем обрадовал и Голышева, и супругов Грубер, и — особенно! — самого себя: сохранив лицо, избавиться от внушающей беспокойство женщины — ай да Батька, ай да Талейран-Горчаков-Чичерин!

— Сергей Геннадьевич, а что я вам говорил — вспомните? И даже быстрее — чем мы с вами предполагали!

В приподнятом (из-за скорого Ольгиного отъезда) настроении Иннокентий Глебович подвёл итоги переговоров с представителем ростовского Губернатора Сергеем Голышевым.

— В марте уже присоединяемся! А в сентябре — официально. Летом соберём урожай, переработаем — и точка! С маком в Диком Поле будет покончено!

— Покончено, Иннокентий Глебович? А как же ваши глубокомысленные теории о роли наркотиков в становлении нашей цивилизации? О пользе мухоморов, вина, табака, кокаина, опиума? О будто бы вот-вот грядущей Великой Наркотической Революции?

Будучи достаточно близким к ростовскому Губернатору, к головокружительным политическим кульбитам правящей верхушки — хочешь царствовать, умей вертеться! — Сергей Геннадьевич относился, в общем-то, с пониманием: во-первых, и сам кормиться «при власти», а главное, умеющие маневрировать, склонные к компромиссам политики крови, как правило, проливают несравненно меньше, чем их, заражённые фанатизмом, недальновидные коллеги. Однако виртуозно исполненное Горчаковым, четверное — философско-научно-нравственно-идеологическое — сальто-мортале поражало не только абсолютной беспринципностью, но и демонстративным игнорированием каких бы то ни было этических ценностей: чёрт побери! В августе, разговаривая и споря с Иннокентием Глебовичем, в чём в чём, а в искренности полковника Горчакова он, Сергей, не усомнился ни на один миг! И надо же — как всё повернулось?

— А я, Сергей Геннадьевич, ни от чего, сказанного между нами тогда, не отрекаюсь. Дело в том, что жизнь и сложнее, и проще всех наших теорий. Сложнее: распространённое в наше время резко отрицательное отношение к наркотикам не совсем хорошо согласуется с их действительной ролью в истории развития человеческой цивилизации. И, следовательно, рано или поздно будет скорректировано в сторону большей терпимости. Нет, поймите меня правильно, я вовсе не хочу сказать, что наркотики — абсолютное благо. Но, с другой стороны, и не то абсолютное зло, каким его, лоббируя интересы вино водочных монополий, представляет подавляющее большинство современных «публичных» политиков.

Обволакивая своей умопомрачительной диалектикой, Горчаков вновь гипнотизировал Сергея.

— Проще: первоочередная наша задача, Сергей Геннадьевич — воссоединение России. Возвращение ей статуса Великой Державы. А какими средствами… да, в нашей прошлой беседе я несколько преувеличил готовность Запада к Великой Наркотической Революции… нет, ещё не созрел… и, стало быть, у себя под боком «героиновую империю» долго терпеть не станет… основную ставку, скрепя сердце, сделает на Москву… а вот если Дикое Поле, присоединившись к Конфедерации Югороссии, объявит на своей территории беспощадную войну производителям героина — как сказать… ещё неизвестно, чью сторону примет…