Песах Амнуэль - Млечный Путь, 2016 № 02 (17)

Мне нечего было сказать этому человеку. Я много раз слышал об этом от Лили Руткис. Она была с Марией до конца, и, когда позже в слезах приехала к Бродским домой, Александр Иванович встретил ее на пороге и, криво улыбаясь, спросил:

— Ну, что: фенита ла комедия? Лиля порой вспоминает последние дни жизни Марии в больнице, всякий раз беспокоится, нервничает и идет пить что-нибудь успокоительное.

Такая новость похожа на вдыхание нашатырного спирта.

Собственно, ничего не произошло. Реальность очередной раз показала, как она играет в свои игры, независимо от логики и наших желаний. Можно, конечно, сказать, что в данном случае она связывает разорванные нити историй, завершает недосказанное.

Будем считать, что так. Тем более что это одно из характерных проявлений той событийной воронки, которая закручивается вокруг имени Иосифа Бродского.

Связанные нити

Удивительно все происходит… Как будто огромные пальцы мирозданья перебирают тонкие ниточки и вдруг, зацепив петельку, неожиданно связывают ее с другой.

4

Михаил Руткис — двоюродный брат Иосифа Бродского, сын младшей сестры Марии Моисеевны — Раи. Иосиф любил семью Руткис, и с Михаилом, несмотря на разницу интересов, у них были теплые, почти дружеские отношения.

К примеру: Михаил был яхтсменом и, когда ходил под парусами по Финскому заливу, брал Иосифа пару раз с собой. Одна из лучших сохранившихся фото, пожалуй, середины 50-х, Ося — крепкий подросток — держит на руках хрупкого тоненького пионера Мишу в трогательной панамке… и так далее, и так далее…

В начале девяностых Иосиф из Америки позвонил Михаилу с предложением стать директором благотворительного фонда. Разговор происходил приблизительно такой.

— Михаил, хочешь стать директором моего (с нажимом и оттенком самоиронии) благотворительного фонда?

— А что надо будет делать?

— Ничего. У тебя будут деньги, и ты будешь их тратить. («Трхратить» — прозвучало сочно и картаво, с той же ироничной интонацией.)

— Да нет, спасибо. Не хочу. — Михаил, как обычно, был немногословен.

Я знаю, что Бродский предлагал ему авторские права на некоторые свои произведения. Но Михаил также отказался.

Как объяснил потом, не хотел «МАССОЛИТовской» суеты вокруг денег.

В 1971 году, когда Михаил собрался жениться, свою невесту он познакомил с Иосифом раньше, чем со своей мамой. Через год, когда в семье Руткис родился сын Андрей, Ося первый прибежал к ним домой раньше всех, и его фото первое запечатлело младенца. Это было незадолго до отъезда в США. Своего сына, тоже Андрея впервые он увидит почти через 20 лет.

Жена Михаила, Лиля, знакома была с Иосифом недолго, года полтора. Но так получилось, что именно она взяла на себя основную заботу о родителях Иосифа после 1972 года, а после их смерти сыграла решающую роль в сохранении архивов и обстановки полторы комнаты. В это время она уже занимала высокую должность в Ленгорисполкоме.

Лиля и Миша помогали мне во время написания книги. С тех пор как мы стали обсуждать историю семьи, Лиля не раз говорила мне, что ее всю жизнь мучает вопрос, на который она не знает ответа. Более 15 лет она тайно участвовала в делах Иосифа и его родителей. Чуть ли не ежедневно приходила к ним домой, регулярно разговаривала с Осей, с Нью-Йорком по телефону и после смерти родителей.

Обкомовская номенклатура. Высокая степень секретности. Естественно, все это предполагало внимательный пригляд со стороны соответствующих органов. Трудно, невозможно было представить себе, что они не заметили всей этой бешеной и, с их точки зрения, антисоветской активности. Столь же трудно предположить, что, зная это, они оставили ситуацию без последствий. И все же, по факту… так произошло.

Мы знали, конечно, что жизнь Страны Советов фантастически колоритна, и я несколько раз сталкивался с подобными ситуациями, когда совершенно невообразимым способом в жизни людей сочетались вещи с советский точки зрения невозможные. И все же вопрос оставался без ответа.

Совсем недавно, в очередной раз, навещая Руткисов, я услышал ответ. Лиля в этот раз была взволнованна, необычно возбуждена.

— Знаешь, — сказала она вдруг во время чаепития, — я всю жизнь хотела получить ответ на этот вопрос. На той неделе нашему бывшему начальнику управления исполнилось 80 лет, и он пригласил меня на юбилей. Мы давно не виделись. Я набралась наглости и в какой-то момент спросила его: «Вы знали?» (Не потребовалось объяснять, о чем речь).

— Знал, — ответил он.

— А почему же? … — Он даже не дал ей договорить.

— Нужна была!

В этот же вечер Михаил Руткис вышел из кладовки со связкой каких-то бронзовых колец, нанизанных на проволочное кольцо. Когда он подошел ближе, я увидел овалы с тонким восточным литьем, чернением и изящной гравировкой. Я понял, что это.

— Это от ножен Александра Ивановича для японских мечей скрепы остались, — сказал Михаил. — На, возьми. Может, ты придумаешь, что с ними сделать [12] Млечный путь № 2, 2016(17) Литературно-публицистический журнал .

Я понял: Михаилу понравилось то, что я написал.

5

В 15–16 лет я ходил к Иосифу со своими юношескими стихами. Мы начали с разбора моих каракулей и постепенно от встречи к встрече перешли к мировой, прежде всего русской и американской поэзии. Получилось так, что до самого его отъезда основной темой личных с ним встреч стал разбор стихов. Некоторые из них я помню детально: Роберт Фрост, Державин, Арсений Тарковский… Но до сих пор, как искорка в потухшем кострище неожиданно вспыхивает, вспоминается что-то еще. Вот, живо представил прямо сейчас: Иосиф с раскрытой антологией — Эмили Дикенсен: посмотри, — «Аметистовая память».

В детстве я встречал его на семейных праздниках чаще в квартире «дяди инженера» [13] Млечный путь № 2, 2016(17) Литературно-публицистический журнал , либо когда я с родителями приходил в полторы комнаты в большей степени в гости к Марии и Александру Ивановичу. В этот период мои воспоминания сводятся в основном к двум темам. Первая: как Александр Иванович и Иосиф меня фотографируют. Бродский старший был профессиональный фотохудожник, и Иосиф у него учился фотографии, иногда на мне. Меня снимать почему-то любили, и некоторые снимки сделаны Осиной рукой.

Вторая тема, в детстве наиболее важная, — самураи. Для Александра Ивановича война началась в Финскую кампанию. Он прошел чуть ли не все фронта Отечественной, а после ее окончания был отправлен военным инструктором в Китай. Из Китая и Японии в 1947 году привез множество удивительных вещей. Они превращали необычное даже для того времени пространство полутора комнат в нечто совершенно фантастическое. Среди прочего в комнате стояли японские куклы самураев и гейши, сделанные необычайно искусно. В детстве я их откровенно вожделел. В этом доме меня больше ничего не интересовало, и мне, конечно же, давали с ними играть. Любовь к этим куклам была так велика, что даже став взрослым, приходя в гости, я всегда на них оглядывался.