Илья Хоменко - Поднебесник

Смеркалось. Загорелись первые звезды.

Заночевали они под открытым небом, вырвав редкие сухие травинки и тщательно осмотрев место ночлега, убедившись в отсутствии ядовитых насекомых и змей. В ротовом приспособлении клеща смешно застряла вырванная травинка, и он неловко доставал ее четырьмя — передними и средними — лапами. Клещ долго набирался смелости о чем-то попросить. И попросил разрешения залезть Иванову под куртку. (Он боялся сов и случайно не уснувших, вопреки обыкновению, клещеедов-мигрантов). Иванов так посмотрел на клеща, что тот втянул голову в туловищный мешок, пожелал Иванову спокойной ночи и, торопливо поджал под себя передние и задние лапы, изображая глубокий сон.

Утром клещ как ни в чем не бывало устроился у Иванова на плече. И они продолжили путь.

— Извините, Дима. Это, конечно, не мое дело, — клещ тщательно выбирал слова. Иванов подумал было даже, что клещ, не исключено, тип в обычной жизни грубый и нетерпимый, склонный к совсем другой манере общения, и лишь обстоятельства вынуждают его держать марку, изображая из себя воспитанного, — но, если не секрет, почему эти люди гнались за вами? Да еще с оружием. Я их знаю немного. В общем-то, они не склонны к немотивированной агрессии.

— Олухи. Им показалось, что я хотел увести у них аэроскутер.

Иванов тряхнул головой, отгоняя воспоминания об олухах и прекрасной воздушной машине, в которой так приятно плыть под самыми облаками.

— А ваши почему драпанули из города?

— От дезинфекционной команды.

Разговор, зацепившийся за неприятную для обоих тему, так и не склеился. Иванов на ходу жевал отсыревшие за ночь галеты, запивая их водой из фляги. Первым опять нарушил молчание клещ.

— Дима, — начал издалека он, — я, конечно, понимаю, что вы не очень дорожите моим обществом. Но вы мне нравитесь. Кроме того, в моих интересах, чтобы вы дошли до Шакальих ворот. Я не знаю и знать не хочу, что вы носите в заднем кармане брюк. Но если это калифорниевая граната, то имейте в виду: запал у нее на боевом взводе. А в кармане у вас солидная дыра. Еще пара ниточек лопнет — и она выпадет.

Холодный пот прошиб Иванова раньше, чем он остановился и негнущимися пальцами нащупал в кармане белый матовый цилиндр с торчащим из него граненым карандашиком квантового детонатора. На торце его действительно мерцал зеленый огонек боевого взвода. «Во сне нечаянно отжал чеку, наверное». Если бы майор Кусля, лично проверявший его оружие, увидел это… Иванов представил, что было бы в таком случае. О том, что произошло бы через несколько минут, не предупреди его клещ об опасности, он старался не думать.

— Дима, — опять осторожно начал клещ, — я вообще-то понимаю ваше нежелание вступать со мной в беседу. Но мне бы хотелось вам рассказать. Дело в том, что я бегу не только от дезинфекционной команды. Руки бы у нее никогда не дошли до того лесочка, где вы меня подцепили. Мог бы с семьей там прожить — спокойно и безопасно. Но у нас в семье существует предание. Фамильная такая легенда про великолепный уголок. Будто есть на свете такой зеленый рай, где растут удивительные деревья. Сок у этих деревьев пьянящий, восхитительный. Клещам его можно пить. И его там сколько угодно. Да, так вот, его можно пить, не повреждая коры, он стекает по стволам вниз, зеленый, с тонким целебным ароматом. И те из нас, кто будет питаться им всю жизнь, будут счастливы. Им никто не сможет причинить зла. И сами они никому никогда зла причинять не станут. Потому что вкус крови забудут. Говорят, все беды клещей от того, что они сосут кровь. Вся их жизнь — это непрерывное причинение страданий и боли другим. А потому они причиняют охотно боль и друг другу. И даже самим себе. Конечно, не так охотно, как люди. Я-то старик уже, мне-то ладно, не измениться… Но дети. Представляете — дети! С самого начала, с личинки, можно сказать, — дивный зеленый сок. И сколько угодно. И не надо никого кусать. Не надо бороться за эту каплю сока, локтями не надо драться за место, за жизнь эту, будь она проклята! Представляете, какими отличными клещами эти малыши вырастут.

Иванов шел и думал, откуда у этого трезвого и очень практичного кровопийцы столько наивной веры в возможность обрести на земле тот светлый и чистый мир, которого, очевидно, так никто никогда и не увидит, потому что он в принципе существовать не может. Иванов даже решил было, что клещ валяет с ним дурака. А клещ продолжал упоенно рассказывать, как он узнал про Зеленый лес. И про существующую там колонию. Как удачно ему предоставилась возможность переправить туда жену и детей — вместе со скотом, который перегоняли когда-то на летнее пастбище. А сам он вот по делам задержался. Думал — до осени. Но получил тревожное известие и стал собираться. С какими-то лесными жителями у клещей вышел конфликт, серыми муравьями.

Иванов больше не сомневался: клещ вполне искренен. Но тогда он идеалист. А идеалисты — это дерьмо. От них одни неудачи.

— Ты типичный паразит, — прервал он клеща.

Тот подавился последним словом и замолчал.

— И мечта у тебя паразитическая. Это понятно. Когда чело… Я хотел сказать, кто-то по своей природе паразит, то и самая привлекательная утопия, которую он придумывает, тоже сводится к паразитизму.

— Не понял!

— Все очень просто. Вы, клещи, полностью зависите от внешних жизненных обстоятельств. В этом и есть суть паразитного образа существования — брать только то, что существует в природе само по себе, а не создано вами. Ты думаешь, что, изменив объект паразитирования, вы тем самым построите социум, живущий по законам добра и справедливости. А дорого ли стоит такое добро, если оно существует в вас лишь постольку, поскольку вне вас существует зеленый сок? Ну, представь себе: стали вы все вегетарианцами. А потом деревья эти ваши взяли и высохли. Или мутация произошла — и появился в их соке какой-то смертельный для вас токсин. Бывает же такое? И что тогда? Начнете пить кровь с удесятеренной силой. Друг друга жрать начнете! Да еще и антисептик слюной за ненадобностью вырабатывать разучитесь, питаясь соком. Эволюция ведь в благих намерениях не разбирается. Станете опять энцефалит разносить.

Пауза была шагов в пятьдесят. Наконец, Иванов не выдержал.

— Ну, что скажешь?

— А что тут сказать? Что говорить, если вы понимаете меня так примитивно! Это хуже, чем совсем ничего не понимать! Я ведь говорил об общем принципе. Об идее. Идея эта в возможности существования более гармоничного и справедливого. И в вечном стремлении к этому существованию. Не только в географическом значении. А вы уловили лишь внешний смысл. Там ведь, куда я еду на вас, — не рай. Там на западной окраине леса какие-то серые муравьи появились. Они все живое пожирают. Я уже говорил вам, что не знал этого раньше, когда отправлял семью. Потому теперь так спешу к ней. Клещееды, говорят, у самой опушки леса вьют паутину. Но я все равно не жалею. Потому что там есть надежда стать лучше. А в городе этой надежды нет. От муравьев я смогу своих защитить. А от самих себя… Вы понимаете, о чем я?