Кирилл Берендеев - Мир внутри

В дверь постучали.

– Да? – капитан-командор обернулся.

– Все в порядке, ваша милость, – в каюту вошел Казимир Колодный. Капитан взглянул на прославленного астронома и математика со странно кольнувшим его ощущением. Все еще крепкий старик, уже давно за пятьдесят, небезызвестный на родине, тем не менее, оставил ее и отправился в далекое плавание. Даже не потому, что попросили – деваться оказалось некуда. Новообразованной Речи Посполитой труды и заслуги его были ни к чему, если бы не заступничество капитана за прозябавшего в нищете астронома, отрабатывал бы ныне он свой долг в подмастерьях, переписывая истершиеся фолианты. Судьба, много схожая с доктором Фаустом… за малым исключением. Подумав так, капитан усмехнулся, кивнув в знак приветствия навигатору. – До отбытия осталось полчаса. Только что отошла главная мачта.

– Я слышал, благодарю, – произнес с ленцой в голосе Теодор Эрих Вильгельм фон Мюльбергер, таково было полное имя капитана судна. – На корабле все в порядке?

– В совершеннейшем, ваша милость. Все заняли отведенные места, проверка оборудования завершена под моим непосредственным руководством, за верное движение судна я могу ручаться. Приборы в норме, оба запасных компаса я опечатал лично. Отправимся без задержек и точно в назначенное время.

– Когда в Ватикане пробьет полдень, – добавил командор. – Жаль, что Его святейшество не смог прибыть лично на церемонию прощания, – с этими словами он посмотрел вниз. Кардинал Антоний, Антонио Нибали, в спешном порядке возглавивший церемонию, когда выяснилось, что папа Климент не сможет прибыть из-за очередного приступа подагры, торопливо завершал благословение судна, щедро окропляя корпус святой водой. Голос его, звучный и удивительно низкий, во время соборной службы, совершенно терялся здесь, на холмах близ Болоньи, сквозь стены корабля доносилось лишь невнятное бормотание.

– Amen! – вздохнул хор певчих, стоящих позади кардинала. Подождав минуту, Антоний медленно, с присущим ему достоинством, опустился на колени в пыльную траву. За ним последовал капитан-командор, поспешно опускаясь на ковер. Казимир незамедлительно оказался рядом с ним.

Мюльбергер читал молитву про себя. Слова сами собой возникали в голове, до боли знакомые, но в этот миг наполненные каким-то иным, неведомым ранее, особым смыслом. Простые и в то же время неизмеримо глубокие, подобные буквам, отпечатанным на небесном свитке, как и во всякой творимой молитве. Мюльбергер невольно оторвал голову от яркого цветастого ковра и вознес вверх, к картине работы самого Аннибале Каррачи, изображающей покровительницу грядущего путешествия, святую Марию. Печальное лицо ее преобразилось, казалось тонкие губы сложились в едва заметную улыбку. Или так ему показалось? Мюльбергер безмолвно опустил глаза, а когда снова поднял их, все было по-прежнему. Мария Магдалина устремляла свой взор куда-то вдаль, видя то, что удалось узреть ей одной.

Молитва закончилась, но капитан не торопился подниматься с колен. Чистый приятый голос певчего затянул где-то в глубине корабля «Отче наш»; губы капитана зашевелились, повторяя за хором певчих слова, и только последние «но избави нас от лукавого» произнес вслух. И медленно поднялся.

Его примеру последовал и Казимир, и остальные члены экипажа судна. В окно было видно, как поднявшийся с колен кардинал быстро уходит к трибунам.

– Осталось двадцать минут, – послышался чей-то голос. Барон сел в мягчайшее кресло, Колодный пристегнул его, волнуясь и оттого путаясь, страховочными ремнями из сыромятной кожи. Капитан некоторое время усаживался поудобнее, наконец, дал знать навигатору, что тот может быть свободным. Казимир поспешно вышел в коридор, притворив за собою дверь; барон слышал, как он постукивает сапогами, спускаясь вниз по узким ступеням, в пассажирский отсек корабля. Послышалось глухое бормотание и недовольный голос главного пассажира корабля – представителя Святой Инквизиции на борту «Св. Марии Магдалины» архиепископа Иоанна или Джованни Капекки, на итальянском наречии. Декан Коллегии кардиналов, будучи еще и главным инквизитором Рима, провел немало громких дел над злокозненными еретиками, но вот теперь столкнулся с проблемой, посерьезней язычников и грешников. Он все никак не мог угнездиться в тесном для его мощной фигуры кресле. Второе духовное лицо на корабле, представитель недавно образованного, но уже снискавшего благожелательность Ватикана и хвалебных слов самого папы, «Общества Иисуса», проводник в грешные души италийских простецов слова Господня, настоятель монастыря св. Петра, пресвитер Иосиф, Джузеппе Вилелла, стоически перенес упаковывание. Сказывалось иезуитское воспитание: ко всякого рода лишениям ему не привыкать.

Когда шум внизу утих, Мюльбергер вызвал двигательный отсек, дунув в свисток переговорной трубки. Снизу, после короткого замешательства, послышался ответный свист и внятная человеческая речь.

– Слушаю, ваша милость.

Затычку снял сам создатель корабля, московит из Новгорода Великого, немало лет назад бежавший в Польшу, Иван Лухманов, «свободный человек», как он назвал себя во время аудиенции с кардиналом Антонием.

– Все мы рабы Божии, – возразил ему тогда кардинал, но в ответ получил лишь хитроватую усмешку, затерявшуюся в синих глазах. Засим последовали подробные объяснения тех чертежей и рисунков, что принес с собой посадский самоучка. Кардинал, сам человек разносторонне образованный, написавший книгу «Об эфире, сферы пронизывающем», разошедшуюся среди немалого числа монастырей, долгое время изучавшим труды известных ныне и ранее астрономов и космогонистов, порой вынужден был останавливать разошедшегося московита и просить уточнить те или иные детали, стараясь вникнуть в новые, открывающиеся перед ним доказательства и выводы. Внимал, пытаясь высмотреть хоть одну нестыковку, несуразицу, нелепицу. Понимая, что только он в состоянии разобраться с столь сложном деле. А уверившись, осознал, что из всей курии, только и способен объяснить пользу и выгоду нового мероприятия вечно погруженного в релизиозные войны и рассуждения об истинной вере папе Клименту VIII.

– Какова готовность к старту? – спросил барон, невольно хмурясь.

– Кочегары прогревают двигатели. Скоро отчалим.

Неприятно, когда на корабле заместо капитана всеми делами управляет какой-то посадский перебежчик. Да еще и почти нехристь… Барон сдержался и сквозь зубы пробормотал:

– Доложите о полной готовности.

– Конечно, ваша милость.

Иван заткнул пробкой свой конец переговорной трубы и свистнул, давая понять, что разговор окончен.

Примерно спустя минуту Иван рявкнул так, что голос его был слышен сверху донизу по всему кораблю: