Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

Но почему поэт оставался в Макао почти десять месяцев? Ответ следует искать в особенностях навигации эпохи. Послушаем цитировавшегося уже здесь Линсхотта. «В апреле отплывают из Гоа в Малакку, — пишет он, — где мореплавателям приходится пробыть некоторое время, ожидая наступления муссонов. Из Малакки они плывут в Макао, и там в течение девяти месяцев или немногим больше ожидают попутных ветров, которые отнесли бы корабли к берегам Японии; там они проводят несколько месяцев, ожидая попутного ветра, чтобы вернуться в Макао, где им приходится ждать новой возможности. Таким образом, на путешествие туда и обратно они тратят три года».

Судно, совершавшее рейс из Малакки в Японию и обратно (туда везли шелк, оттуда — серебро), так и называли — «корабль серебра и шелка».

Португальцы жили в Макао на берегу бухты, в жалких хижинах, подле складов с товарами.

Камоэнс, склонный к уединению, предпочел поселиться в гроте на вершине горы, у китайской деревушки Патане, севернее бухты. Легенда, рисующая жизнь Камоэнса в этом гроте, слишком красива, чтобы от нее отказаться. Это место и сегодня одна из достопримечательностей Макао. Впрочем, топография места, называемого теперь Гротом Камоэнса, соответствует описанному самим поэтом в сочи-. ненном здесь сонете. Речь идет о двух скалах, почти перпендикулярно возвышающихся над землей и поддерживающих третью скалу, как бы служащую крышей.

В этом гроте, как гласит легенда, отрешенный от мирских забот, Камоэнс продолжал плодотворно трудиться над поэмой. Возможно, здесь он пережил счастливые минуты творческого горения и душевного покоя, всегда недостававшего ему. Впрочем, злоязычие и зависть настигли поэта и в этом райском уголке.

В 1558 году кончился срок постылого контракта. Камоэнс наконец был свободен. Но чтобы выбраться из захолустного Макао, надо было дождаться из Японии «корабля серебра и шелка», с которым он мог вернуться в Малакку, а оттуда в Гоа.

И Камоэнс дождался желанного судна, поднялся на борт, но, увы, в качестве арестанта. Португальские поселенцы стремились вытолкнуть из своей среды гордого пришельца как инородное тело. Поэта оклеветали. Губернатор не счел необходимым вникать в дело, он просто приказал взять поэта под стражу и отправить в Гоа.

Из бухты Макао вышли сразу же по окончании сентябрьских штормов. Что было делать Камоэнсу — радоваться ли, что наконец-то оставил эти места, сокрушаться ли по поводу несправедливого ареста? Скорее всего поэт рассудил так: главное — он на пути в Гоа, что будет дальше, время покажет…

Почти через месяц плавания недалеко от дельты Меконга, корабль попал в жестокий шторм. Судно попыталось укрыться в устье реки, но затонуло. Камоэнсу удалось доплыть до берега. Случай этот породил красивую легенду, будто поэт плыл, рассекая волны одной рукой, а другой держал над водой рукопись своей знаменитой поэмы. Возможно, легенда родилась из текста «Лузиад», где говорится о «певце Португалии, который будет искать пристанища на берегах Меконга со своими стихами, весь измокший в пенящихся волнах». Легенда эта вдохновила многих поэтов и художников: Камоэнса изображали в стихах и на картинах на берегу моря, с рукописью в руках.

Несколько месяцев Камоэнс провел на земле Камбоджи, куда его вынесли волны. Но ничто не радовало его: ни гостеприимный народ, ни плодородные поля и красивые города. Все сильнее одолевала его тоска по родине, куда, освободившись от контракта, он стремился всей душой.

О жизни Камоэнса в Камбодже почти ничего не известно. Неясно и то, как удалось ему добраться до Малакки.

Ненадолго задержавшись здесь, Камоэнс в мае или июне 1561 года возвратился в Гоа. Не так, как ему хотелось бы, а под охраной, в качестве арестанта. Его тут же упрятали в тюрьму, напоминающую лиссабонскую Тронку, но еще более мрачную.

Вице-король Гоа дон Конштантину де Браганша, человек грубый и жестокий, не удосужился разобраться в обвинениях, выдвинутых против Камоэнса. В тюрьме поэт получил известие о том, что в далеком Лиссабоне умерла дона Катарина, прекрасная Натерсия, первая юношеская любовь, которую его заставила забыть страсть к инфанте доне Марии. Поэт создает сонет, самый знаменитый и, может быть, как считает современный писатель и исследователь Мариу Домингаш, самый прекрасный из его обширного поэтического наследия:

К счастью, правление Конштантину де Браганши оказалось недолгим. Когда в сентябре 1561 года власть перешла к дону Франсишку Коутаньу, друзьям Камоэнса удалось добиться его освобождения, доказав, что поэт — жертва подлого доноса.

…Прошли годы. Камоэнс вернулся на родину, и величественные горы Синтры приветствовали его шапками своих синих вершин. Мало кого из прежних друзей застал он в Лиссабоне. Иные так изменились, что их трудно было узнать: годы брали свое. А сам он разве остался прежним? Вот что сказал о нем современник: «Что за странный человек! Со своими растрепанными седыми волосами и резко выделяющейся пустой глазницей он напоминает фигуру, сошедшую со страниц Дантова «Ада». А его беспокойный и раздражительный нрав лишь подчеркивает гротескные черты наружности, недаром его прозвали дьяволом».

Вернувшись на родину, Камоэнс прожил еще десять лет. Кончились скитания, наступила пора сбора урожая. За эти годы он издаст свою поэму, она увидит свет в 1572 году. На обложке книги будут написаны слова: «Лузиады» Луиса де Камоэнса. Королевская привилегия. Напечатано в Лиссабоне с дозволения святой инквизиции, в доме Антониу Гонсалвеша, печатника».

После этого последовало королевское повеление о предоставлении пансиона в 15 милрейс на срок в три года Луису де Камоэнсу, «пробывшему долгие годы в различных частях Индии» и рассказавшему об этом «в книге, написанной об индийских делах».

Суммы, назначенной поэту, едва хватало на пропитание, к тому же выплачивали ее далеко не регулярно.

Издать эту поэму удалось не без помощи инфанты доны Марии. Так полагают исследователи. Однако они умалчивают о том, увиделись ли поэт и инфанта после стольких лет разлуки. Некоторые считают, что Дона Мария сохранила к Камоэнсу чувство глубокого уважения, восхищалась его талантом. Что касается их общения после двадцатилетнего перерыва, то, видимо, они поддерживали переписку через близкую подругу инфанты Франсишку де Араган. Встречи с инфантой грозили поэту новыми неприятностями. Вскоре, в 1577 году, дона Мария умерла.