Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1980

Тогда на летние каникулы я нанялся рабочим в изыскательскую партию. Хотелось пожить без родительской опеки, подзаработать немного и на свет поглядеть. Мы обследовали Васюганье. Это огромный равнинно-таежный край, прорезанный множеством речушек и рек, таких, как Шегарка, Парабель, Большой Юган. С запада и юго-запада Васюганье прилегает к бассейну Иртыша, а на севере и северо-востоке соприкасается с великой Обью.

Примерно девять десятых Васюганья занимают болота, поросшие камышом, тростником, осокой, вахтой и прочими болотными растениями. Болота разделяются увалистыми гривами, покрытыми пихто-во-еловой тайгой, по-местному урманами. Они отменно богаты ягодами, грибами и дичью. Там рай для охотника. Много белки, колонка, полно рябчиков, есть огромные матерые косачи, не редкость и медведь. И птицы и звери почти непуганые. Редкие деревни жмутся к берегам крупных таежных рек, притоков Иртыша и Оби. Мало кто из промысловиков рискует заходить далеко в Васюганье. Нет в этом особой надобности, рыбы и дичи хватает и поблизости от деревень.

Нашей задачей было уточнение карт приобского Васюганья. Но я помню, как старший топограф Митрич клялся и божился, что здесь должна залегать нефть.

— Во-во, глядите! — тыкал он коричневым от курева пальцем в радужные разводья на болотной воде. — Это она весть подает. Нефть! Она, матушка, рвется на простор…

— А может, того?.. Кучный рыбий замор или, скажем, интенсивное разложение торфа. А? — подначивал старика озорной геодезист.

— Поди ты знаешь куда! — ощетинивался Митрич. — Ты под столом пешком гулял, когда я нефти уже навидался и нанюхался вдосталь. Почитай, пол-Башкирии облазил и на болотные выходы нефти насмотрелся. Помяни мое слово, найдут нефть в Васюганье…

Солнце стояло в зените и жарило нещадно, и я разделся до трусов, благо гнус поотстал. Димка же не снял ни брюк, ни рубашки, хотя спина потемнела от пота. Я решил, что туберкулезному человеку не хочется подставлять свое тело под солнечные лучи.

Было уже за полдень, когда нам открылось зеркало Отшельничьего озера. Оно напоминало огромное, до краев налитое блюдце. Бугристый остров походил на дикого кабана, залегшего в луже. По гриве он ощетинился кедрачом, ниже белели березы, темнели ели, а над водой повисли ветви ольхи.

Избушка отшельника примостилась на высоком берегу небольшого залива и являла собой грустную картину запустения. Два крохотных оконца с грязными, истрескавшимися стеклами, камышовая крыша, просевшая и поросшая травой, бревенчатые стены, покрытые мхом, покосившиеся двери…

Внутри было сумрачно, пахло плесенью. С потолка свисала паутина. Грубый стол на козлах, лавка возле него. У стены широкий топчан, на нем домовина — гроб, выдолбленный из кедрового ствола. Димка заглянул в него, покачал головой и пробормотал:

— Все так. Старик не соврал… А книга где?

Мы огляделись. Книга лежала за домовиной, у изголовья. Димка взял ее бережно.

— Темновато здесь… — рассеянно обронил он и вышел, я — следом.

Димка углубился в осмотр книги, я не мешал ему, понимая, что он весь поглощен находкой. Но вот он оторвался от книги, поднял голову, и меня поразил контраст просветленного лица с угрюмым блеском темных глаз.

— Это, Гоша, Апокалипсис… — начал он, нежно поглаживая темно-бурую кожу переплета. — Самая загадочная из книг Библии, насыщенная кошмарно-фантастическими описаниями грядущих катаклизмов, мрачными видениями и предсказаниями мировых и вселенских бедствий. Пишется здесь и о конце света.

— Это и все содержание Апокалипсиса?

— Ну что ты! Тут полно всякой разности… — он бережно полистал ветхие, источенные временем страницы и сказал — Вот, например, довольно-таки яркое описание сражения дьявольской рати антихриста с ангельским воинством господним. Но стоит ли читать? Мы с тобой насмотрелись такого на фронте, что…

Конец фразы заглушил громовой раскат. Подняв голову, я увидел, что небо клубится зловещими иссиня-черными тучами. Стремительно надвигалась гроза. Опять тяжко грохнуло в вышине, налетел предгрозовой шквал. Димка, прикрывая книгу, кинулся в избушку, а я вытащил обласок повыше на берег, перевернул кверху днищем и тоже поспешил под крышу.

Это был не дождь, а форменный потоп. Лило как из ведра, а крыша избушки протекала. Относительно сухо было лишь у изголовья домовины, где пристроился Димка с Апокалипсисом, да в углу напротив, который занял я. Гром грохотал неумолчно, не давая вымолвить ни слова. Наконец небесная канонада приутихла, дождь заметно ослабел, мои часы — трофейный «Шаффаузен» — показывали третий час дня, пора было и в обратный путь.

— Дима, надо отчаливать!

Он равнодушно пожал плечами.

— Надо так надо. Я готов.

— Не боишься подмочить книгу?

— Она останется здесь.

— Да ты что? Такая редкостная книга. Ты сам говорил… Не понимаю.

Он задумчиво приподнял Апокалипсис, подержал и положил на место.

— Да, книга редкая. Отпечатана во Львове почти четыреста лет назад. Пострадала изрядно, но умелый реставратор мог бы привести ее в порядок.

— Так за чем же дело стало? Возьми.

Он отрицательно покачал головой.

— К чему она мне, бездомному варнаку? И потом, я не настолько низко пал, чтобы обирать покойника!.. — последняя фраза прозвучала с вызовом.

Старинный Апокалипсис так и остался лежать у изголовья домовины.

На Медведкино озеро мы приплыли вечером. Было темно. Вдалеке тускло светилось какое-то пятно, и я подумал, что это Вера читает в палатке при свече.

Когда мы приблизились, я убедился, что палатка освещена изнутри.

— Эгей, встречай! Приехали!.. — крикнул я, причаливая к берегу.

Из палатки вышла женская фигура в светлом платье. Я узнал Дину. Нехорошее предчувствие сжало сердце.

— Вера очень больна, — встревоженно начала Дина. — С ней совсем плохо.

Не дослушав, я кинулся в палатку. Вера разметалась на сеннике. Она хрипло и тяжело дышала, щеки пылали, пульс лихорадочно частил.

— Вера, Вера! Что с тобой? Очнись! Открой глаза!..

Никакого ответа. Я понял, что она без сознания, и совсем растерялся. Потом вспомнил, что Димка докторский сын, а это уже кое-что.

Димка молча пощупал пульс и нахмурился.

— Температура под сорок, не меньше, — обронил он. — Возможно, отравилась рыбой. Уж очень все это внезапно. Эге! А это что такое?

У левой подмышки багровел небольшой шарик. Димка озабоченно покачал головой, потрогал шарик пальцем, резко выпрямился.

— Это насосавшийся древесный клещ. На что она жаловалась? — обратился он к Дине.

— На ужасную головную боль, тошноту. И еще, что шею сводит.

— Кажется, дрянь дело… — пробормотал Димка и спросил — Гоша, где она могла подцепить клеща?