Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Гариф-бобо обвязался веревкой, конец ее подал мне, подогнал своего осла к краю косогора, ткнул его палкой под хвост и закричал:

— Кх! Кх! Эй! Эй!

Осел прыгнул на косогор и заскакал, с трудом вытаскивая ноги из крошева. Проводник спешил за ним, не переставая кричать и охаживать палкой по бокам. Прыжок вперед — полметра вниз. К концу перехода они оказались ниже нас метров на двадцать.

Моя очередь. Обвязываюсь веревкой. Тычу осла палкой в зад и выскакиваю следом за ним на осыпь. Обошлось без происшествий, только дышал я, как загнанная лошадь, а сердце билось где-то возле горла.

За Сиратом до Яхчисора шла пологая ровная тропа, но и на ней спотыкались и ослы и мы. Тропа и в самом деле оказалась острой — резала ноги. Дойти бы скорее до ночлега, а там отдыхать до утра. Но получилось иначе…

Тропа привела под густые деревья. После палящего солнца тень, прохлада и журчащий ручеек. Благодать!

Ослы развьючены и привязаны к деревьям. Перед водопоем им надо выстояться. Гариф-бобо и Василий, блаженно улыбаясь, разлеглись на берегу ручейка. Я хотел последовать их примеру, но, взглянув на дерево, обмер. На ветке, свисавшей над ручьем, лежала гюрза! Толстая, серо-голубая. Прыжок к хваталке! Зажимаю змею возле головы, стаскиваю на землю, и через минуту она тяжело ворочается в мешке. Еще через минуту мы с Василием устремились на охоту.

— Куда вы? Отдыхать надо! Завтра не встанете!

— Встанем, Гариф-бобо, обязательно встанем! — уже на ходу отозвался я.

— Не ходите! Поберегите ноги! Плохо будет!

Куда там! Конечно, следовало прислушаться к словам проводника. Раз змеи есть, они от нас не уйдут и завтра. Но так уж устроен ловец: увидел добычу — забыл обо всем на свете.

Терраса Яхчисора ярусами прилепилась к гранитному исполину — горе Хазрат-ага. Верхние ярусы — узкие карнизы, нижний — широкая, немного покатая площадка. Когда-то это был большой сад, в котором стоял многолюдный кишлак. Теперь же люди бывают здесь редко. Развалины кибиток заросли непролазным бурьяном. Сад одичал. Ветки многих деревьев обломаны. Виноградная лоза разрослась, местами уцепилась за сучья деревьев и обвила их до самой вершины, но больше она стелется по земле, покрывая и камни и скалы. Настоящие джунгли.

Договорились не разбредаться друг от друга далее слышимости голоса. Василий пошел вдоль ручья, а я пробился через джунгли к гранитной стене горы Хазрат-ага. Здесь заросли были не столь густы. Кое-где стена обрушилась. Курумники — груды обломков — излюбленное место для змей.

На первом курумнике я обнаружил несколько змеиных лежек. Это нетрудно: камни обычно покрыты пылью, а на лежках пыль стерта. Отметил лежки столбиками из камней.

На втором курумнике наткнулся на нору какого-то мелкого хищника: горностая, ласки или хоря. Возле щели пошире — сухой помет с остатками шерсти, перья и кости. Ломать голову над этим не пришлось. У нижней кромки курумника лежала высохшая тушка каменной куницы, а чуть в стороне — тоже высохшая крупная гюрза. Туловище змеи возле самой головы перегрызено почти до половины. Кто на кого напал? По ряду признаков в логове были детеныши.

У третьего курумника рос густой, раскидистый карагач. В траве под ним я нашел мертвого скворца: лежит, раскинув крылья, словно летит. Поднял птицу. Повреждений не видно, только клюв в запекшейся крови. Запаха тления нет, значит, погибла недавно, а виновница ее гибели — гюрза. Она часто заползает на деревья и замирает на ветках. Птицы не замечают их, присаживаются поблизости и становятся добычей змеи. Однако бывает, что гюрза схватит птицу, но удержать не может. Птица улетает, но, если зубы змеи пробили ее кожу, падает мертвой под тем же деревом. Ощипал я скворца. Так и есть: вся тушка сизо-багровая (яд разрушил сосуды, и кровь разлилась по мышцам), на грудке две колотые ранки — след змеиных зубов. Гюрза, может быть, еще на дереве. Сажусь на камни и тщательно осматриваю крону карагача. Казалось, я буквально прощупал глазами каждую ветку и все же обнаружил злодейку только тогда, когда она пошевелилась.

С земли змею не достать. Позвал на помощь Василия. Вдвоем мы справились со змеей легко. Я залез на дерево и согнал гюрзу на землю. Василий зажал змею хваталкой и сунул в мешок.

Солнце свалилось за гребень горы Хазрат-ага, на Яхчисор надвинулась тень. От Пянджа сразу же потянуло сыростью. Вот тут-то мы и почувствовали то самое, о чем предупреждал проводник: к стоянке идти надо, а ноги не поднять. Мы присели на камни, но отдых облегчения не принес. Уже в густых сумерках, спотыкаясь на каждом шагу, кряхтя и охая, добрались к костру. Казалось, он совсем рядом, но как до него добраться, если ноги подкашиваются и каждый шаг отдается в мышцах щемящей болью?

— Хочешь скажу, о чем ты сейчас думаешь? — окликнул меня Василий.

— Давай!

— Ты клянешь себя, что не послушался проводника.

— Кто открыл тебе мои сокровенные мысли?

— Ноги.

Утром новая неожиданность — густейший туман. В метре от костра сплошная сизая стена. Может быть, это и к лучшему? Все равно ходить мы не можем. Даже шевелить ногами больно. Молча сидим у костра, слушая неумолчный рев Пянджа. Сыро. Промозгло. Отсыревшие дрова горят плохо. Дым стелется по земле, щиплет глаза.

Проводник посоветовал нам размять мышцы ног. Занялись массажем. Сначала самые легкие поглаживания заставляли нас охать, но потом стало легче. Мы даже понемногу походили. А тут и туман рассеялся. Камни, кусты, трава, деревья, штормовки и спальники будто побывали под дождем. Едва прояснилось, как хлынули такие жаркие лучи солнца, что влага исчезла на глазах.

Когда наши ноги пришли в нормальное состояние, мы прежде всего прочесали виноградные джунгли. На лозах было множество небольших гроздьев — лакомство для скворцов. Целый день здесь вертелись стайки этих птиц. Где птицы, там осенью и змеи. Ходить по джунглям приходилось осторожно. Гюрза могла спрятаться в листьях, а крупная змея достанет ногу и выше голенища.

В зарослях мы часто находили кучки помета.

— Чьи?

— Это медведи виноград ели, — пояснил Гариф-бобо, — ночью они приходят, днем спят где-нибудь поблизости. Вы их не бойтесь. Они смирные, людей не трогают.

Медвежьи следы мы видели каждый день, но самих зверей не встречали. Это очень огорчало Василия. Он хотел сфотографировать медведя.

— Встретятся еще! — успокаивал его проводник. — Медведи к нам присматриваются.

Лучшее время охоты на гюрз — ранние утренние часы. Остывшие за ночь змеи выползают понежиться на солнышке, лежат на открытом месте и не проявляют такой прыти, как днем. Но нам досаждали туманы. Они висели над Яхчисором часов до десяти. Мы выходили на охоту, едва туман начинал редеть, но уже через час жаркое солнце прогоняло в тень и змей и нас. На третьи сутки солнце заволокли перистые облака, оно приятно пригревало. На одном из валунов я заметил змею. Окраской она походила на неядовитого полоза, да и туловище у нее было не таким внушительным, как обычно у гюрз.