Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

«Полоз», — решил я и стал подбираться поближе, чтобы лучше разглядеть змею. Она заметила меня еще издали, свернулась в клубок и зашипела.

Это меня рассмешило. Поди ж ты, тоже пугает, словно ядовитая! Гюрзы шипят не часто. Решил поймать задиру. Полозов обычно ловят не хваталкои, а просто рукой. Так хотел поступить и я, но змея успела соскользнуть с валуна и скрыться в гуще виноградных листьев. Раздвигаю листья без каких-либо предосторожностей. Где же она? Змея прижалась к камню и снова зашипела. Рукой до нее не дотянуться. Хваталкой вытащил я змею из зарослей, а она крепко вцепилась в шток хваталки чуть выше захватов. Пригляделся я и ахнул: по штоку ползла желтая капелька. Яд! Я чуть было не схватил голой рукой самца гюрзы.

Сунул я гюрзу в мешок. Немного успокоился, огляделся вокруг и… увидел медведя. Мишка оперся о скалу передними лапами шагах в двадцати и внимательно меня разглядывал. Уши стояли торчком, морда настороженная. Зверь не очень большой, с барана, бурый.

Хоть и говорил нам проводник, что в Яхчисоре медведи смирные, но кто знает, какое у этого мишки настроение?

Рука сама нащупала нож. Другого оружия у меня не было. Но медведь нападать не собирался. Некоторое время мы молча разглядывали друг друга. Потом я решил нарушить молчание.

— Ну, — обратился я к медведю, — что делать будем?

Мишка повертел головой и остался в том же положении.

— С кем это ты разговорился? — спросил Василий из зарослей.

— С медведем!

Появление моего напарника зверь воспринял спокойно. Он только немного отошел и сел.

— Не шевелись! — закричал Василий. — Какой кадр будет!

Я и без того застыл в неподвижности. Василий, издавая восторженные восклицания, щелкнул «Зенитом». В конце концов медведю, видно, надоело позировать. Он повернулся и неторопливо удалился к скалам.

Когда мы рассказали о встрече с мишкой проводнику, тот сказал:

— Этот медведь живет здесь давно. Лет десять. Я каждое лето вижу его в Яхчисоре. Еще один медведь, побольше, тоже ходит поблизости, но он осторожнее. Боится людей. Прячется от них.

За неделю мы исходили террасу Яхчисора вдоль и поперек, изучили каждый укромный уголок, каждую скалу, каждое дерево. Ящик для змей был почти полон. Однако ни шиншиллы, ни даже ее следов мы не видели. Эта часть задания оставалась невыполненной. Шиншилла — зверек ночной, днем ее обнаружить трудно. Мы сделали несколько контрольно-следовых полос: разровняли пыль на тропинках, посыпали зубным порошком камни и землю в тех местах, где могли жить шиншиллы. Утро начиналось с осмотра контрольных участков. Живности в Яхчисоре было много. Наши полосы были сплошь истоптаны. Мы видели отпечатки лапок мелких зверьков и извилистые ленты, оставленные змеями, крестики птичьих следов, но характерных подушечек с пятью точками от коготков шиншиллы мы не находили.

Как-то меня осенило: если шиншиллы в Яхчисоре есть, то хищникам это должно быть хорошо известно.

На другое утро я собрал сухой помет с остатками шерсти у той норы, где лежали мертвые куница и гюрза. Осматривая ящик с гюрзами, Василий увидел, что какая-то змея оставила помет с шерстью. Мы тут же собрали помет и поместили в отдельный пакетик. Строение шерстинок и пуха у шиншиллы весьма своеобразно, и специалисты-пушники установят, были ли шиншиллы в числе жертв хищников.

Частые туманы и сырость, которую они приносили, навели меня на другую мысль: а не могло ли это прогнать зверьков от Пянджа? Отсыревший пух не защищает зверьков от холода. У себя на родине, в Андах, шиншилла обитает в сухом высокогорье, а терраса Яхчисора располагалась над уровнем моря примерно в 1400 метрах. Это высокогорьем не назовешь. К террасе примыкают склоны пиков 4000–5000 метров. Может быть, зверьки перебрались туда?

Своими мыслями я поделился со спутниками.

— Ты, наверное, прав, — поддержал меня проводник, — в боковых саях суше и теплее, чем у Пянджа. Сходите в сай Яхчисороби. Он недалеко. Дорогу я покажу.

На Памире жизнь там, где вода. Все ее источники известны, и каждый имеет собственное имя. Если название местности оканчивается на «су», там река или речка, если «булак» или «чашма» — родник, но чаще к названию добавляют просто «оби», что значит «вода».

У Яхчисора свой источник — небольшая речушка Яхчисороби. Рождается она где-то на заоблачной высоте у ледника, на террасу вытекает почти в самой ее середине и тут частью растекается по арыкам, частью попадает в Пяндж. Ущелье, в котором речушка течет до террасы, так и называется — сай Яхчисороби.

Пройти в этот сай не просто. Километра два мы шли прямо по воде в угрюмой каменной щели, откуда видна лишь узкая полоска неба, потом дорогу преградили завалы такой высоты и крутизны, что без проводника мы бы повернули назад. Ну а Гариф-бобо осмотрел завал, крякнул и, цепляясь за выступающие камни, полез вверх. Нам пришлось последовать за ним. Одолели первый завал, а там второй. Одолели второй — на пути третий, самый трудный. Влезли мы и на третий. Тут каменная щель окончилась. Мы вышли в широкую овальную котловину, со всех сторон окруженную неприступными обрывами. Вдоль обрывов сплошные курумники и непролазные заросли чингиля. По дну котловины в зарослях тростника и солодки вьется речушка. Берега ее завалены множеством валунов и обломков скал, а в промежутках — глинистые полянки с низенькой плотной травой. Речка неглубока, однако местами попадаются заводи и ямы. Вода кристальной чистоты, даже на дне ям виден каждый камешек. Дно чаще мелкогалечное, реже песчаное, а кое-где и гранитное.

В котловину мы выбрались еще до того, как в нее заглянуло солнце, но ни тумана, ни той сырости, что постоянно чувствовалась у Пянджа, здесь не было. Сунулись мы в заросли чингиля, но тут же повернули обратно. У этого кустарника не только на ветках, но и на каждом листочке весьма острые колючки. Пришлось идти по руслу речки.

На первой же полянке из-под ног веером выскочили кузнечики, а у камня, свернувшись клубочками, лежали два гюрзенка. На следующей полянке опять кузнечики и гюрзята. И на третьей то же!

Пока мы шли до верхнего конца ущелья, насчитали на полянках больше полусотни гюрзят. Не сай, а змеиный детский сад! Оно и понятно, условия для этого в сае Яхчисороби идеальные: пищи — изобилие (сеголетки гюрзы едят кузнечиков), тепла — в избытке даже утром, воды — в избытке, все, что нужно для роста и развития. На верхнем срезе обрывов появились первые отблески лучей солнца. Они медленно, но безостановочно поползли по каменным стенам к их подножию. Как по сигналу, сразу в нескольких местах раздалось звонкое: «Ке-ке-ке-ке-ке! Ке-ке-лик! Ке-ке-лик! Ке-ке-лик!» И тут же: «Пиньть! Пиньть! Пиньть!»

С ближнего курумника шумно взлетела какая-то птица. Свистя крыльями, она пронеслась над нами и села на полянку в трех метрах. Следом за ней одна за другой приземлились еще десятка полтора пернатых. Довольно крупные, больше голубя, серо-желтые, с кокетливыми дымчатыми нагрудниками, красноклювые птицы сбились в тесную кучку и, вытягивая шеи, с любопытством разглядывали нас. Кеклики! Так близко, хоть палкой бей!