Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Вот и причал. Неподалеку, у самой воды, сверкнули пузатые баки для горючего. Даже в бинокль Ганса нигде не удалось обнаружить ни единого человека. Казалось, станция вымерла. На рейде лениво покачивалась плоскодонная баржа-самоходка. И на ней никого. Зато на пляже у причала и возле баков лежали тюлени.

Я поднялся на ходовой мостик, чтобы вернуть лоцию. Капитан на этот раз был в черных лакированных ботинках. И его смущало отсутствие признаков жизни на берегу.

— Угорели, что ли, французы? — спросил он меня.

— Рано еще.

— Рано?!

— Очевидно, они живут по парижскому времени.

— Ну все равно, разница невелика, пора бы вставать. И не могут все сразу спать. Должны же быть вахтенные. Гости на пороге, а хозяева спят? Мы бы им сейчас погудели, поприветствовали, а так — вроде неудобно.

— Гудеть тут, наверное, не полагается.

— Это почему же?

— Заповедник. Морские слоны потеряют аппетит.

— Как же! У них нервная система не в пример нашей. Гуди не гуди — они и не почешутся. Но что с нашими хозяевами? Да вот и они — легки на помине.

Из-за дома, с края поселка, вынырнул «пежо». Автомобиль беззвучно проплыл по центру поселка и скрылся за одним из строений. А несколько минут спустя улица оживилась. Группа людей направилась к пристани.

— Проснулись французы! — довольным тоном отметил капитан.

Тут его позвали к радиотелефону, а я поспешил на завтрак.

Через час по радиотрансляции объявили, что островитяне пригласили нас в гости. Однако точное число приглашенных и персональный состав еще будут уточнены.

— Ты ведь не бывал во Франции? — спросил меня Ганс.

— Ни разу.

— Ну вот, поздравляю, сейчас побываешь. Вон у них здесь и свой Нотр-Дам, — кивнул он в сторону здания с крестом.

Я улыбнулся и подумал, что, хотя, конечно, это не Париж, в столицу Франции имеют шанс попасть многие, побывать же на островах Отчаяния не снится, наверное, даже большинству парижан.

Мы слонялись по палубе в ожидании дальнейших событий. Берег был рядом, на него не терпелось ступить — чувство, особенно понятное морякам.

Пока французы запускали свою самоходную баржу (наш капитан решил поберечь корабельные шлюпки), с противоположного берега залива Морбиан, очевидно, из района Пор-Жанн-д'Арк, где в былые времена действовал заводик по переработке китового и тюленьего жира, подошел небольшой катер.

Приход «Башкирии» явно внес оживление в жизнь островитян Длинноволосые парни в ярко-желтых непромокаемых комбинезонах на катере с любопытством посматривали на наш белый теплоход особенно на кормовую палубу, где смешливой стайкой собрались судовые девчата во главе с Эммой, сделавшей себе грандиозную прическу, которую тут же метко окрестили «смерть французам».

Немного спустя подошла долгожданная самоходка с местные начальством. Вскоре стало известно, что переговоры «на высшем уровне» прошли удачно. Один из руководителей французской базы и прошлом принимал участие в Советской антарктической экспедиции, ходил с нашими ребятами на снегоходах на станцию Восток. А полярники не забывают старой дружбы. Так что нашему появлению здесь, без сомнения, искренне рады.

Галантные французы с особой учтивостью пригласили на берег представительниц прекрасного пола. Это сообщение вызвало веселый переполох среди наших «прелестниц», и они, не ожидая официального распоряжения, побежали наряжаться. А мы не мешкая снарядились в маршрут, предвкушая удовольствие вволю побродить по острову.

На барже до берега — пять минут ходу. Встречный ветер выжимает слезы. Небо вновь обложило облаками. Но грех жаловаться: погода для этих мест приличная.

Самоходка упирается в причал. Мы молодцевато соскакиваем, делаем пять-шесть легких, пружинистых шагов по настоящей земле и едва не спотыкаемся о тюленьи туши, разбросанные вдоль берега, словно вынесенные водой бревна. Судя по всему, мы угодили в один из гаремов.

Вот они, морские слоны! Глаза разбегаются. Пухлые, серо-зеленые туши распростерлись на прибрежной гальке. Отдельные экземпляры длиной несколько метров весят наверняка больше тонны, но есть и «малыши» — на 200–300 килограммов. Я знал, что самцы, хозяева гаремов, достигают в длину шести метров и более двух тонн веса, и искал глазами такого разъяренного гиганта: должен же он ревниво реагировать на наше вторжение. Но очевидно, брачная пора миновала, страсти утихли, или, возможно, морской слон не увидел в нас соперников. Так или иначе, но владелец гарема не объявился. Самки продолжали лежать, полузарывшись носами в коричневые водоросли. Порой приподнимали головы и флегматично смотрели на нас. С неохотой, словно делая одолжение, открывали пасти и что-то бормотали. Отдельные толстухи, придавленные собственным весом, походили на комичные чудовища. Время от времени слонихи издавали странные, булькающие звуки или тяжко вздыхали, словно жалуясь на нелегкую гаремную жизнь. Некоторые, правда, вполне удовлетворенно посапывали или с наслаждением почесывались, а одна великанша вдруг плаксиво скорчила морду, сморщилась и неожиданно громко чихнула. Кто-то из полярников пожелал ей доброго здоровья.

Наших геологов в маршруте по острову взялся сопровождать молодой сотрудник станции, назвавшийся Мишелем. Этот блондин с прекрасными до плеч волосами походил на херувима. Срок зимовки Мишеля подходил к концу, настроение у него было отменное. Мы узнали, что сейчас в Порт-о-Франсе живет 90 человек. Но к концу лета ожидается группа советских специалистов-геофизиков, участвующих в совместном научном эксперименте по ракетному зондированию высоких слоев атмосферы.

Сам Мишель занимается электроникой, но питает слабость к геологии. Очевидно, поэтому ему и поручили сопровождать нашу группу.

Начинаем мы с просторного одноэтажного здания, расположенного несколько особняком у самого берега. Как и театр, который, как известно, «начинается с вешалки», и здесь в первую очередь — гардероб. На стенах развешаны резиновые ярко-оранжевые водолазные костюмы, акваланги. Первая лаборатория — биологическая. Ее хозяин — розовощекий крепыш, близоруко щурясь, обстоятельно рассказывает что-то по-французски. Он обращает наше внимание на стоящие на столах приборы и небольшую коллекцию рыб, очевидно обитающих в местных водах. В паузах херувим-Мишель выразительно жестикулирует, стараясь помочь нам понять смысл слов. Мы все одобрительно киваем и с чувством жмем руку раскрасневшемуся ученому.