Святослав Бэлза - На суше и на море - 1982

Из «кают-компании» устремляемся на почту. Улица ведет вверх по ложбине к возвышенности, увенчанной лесом радиоантенн. По обеим сторонам улицы — аккуратные сине-голубые прямоугольники сборных домов. Мишель объясняет, что у каждого здесь своя отдельная комнатка площадью 10–12 квадратных метров. Я вспоминаю, как сетовал Обер де ла Рю на плохие жилищные условия на станции и клял мышей, наносивших ощутимый урон его коллекциям. Однако все это было более четверти века назад, в пору организации поселка. Тогда этих нарядных зданий, обшитых пластиком и металлом, не существовало.

На почте многолюдно. Местный почтмейстер важно штемпелюет французские почтовые марки. За сущую малость можно приобрести набор, посвященный французским полярным исследованиям. Конверт с такой маркой, погашенной на Кергелене, — мечта любого филателиста. Как и во времена знаменитого мореплавателя Кука, на островах предпочитают натуральный обмен. Вскоре с помощью Мишеля мы становимся обладателями памятных конвертов со штемпелем почтового отделения Порт-о-Франса.

С почты мы заглядываем на расположенную поблизости электростанцию. В машинном зале все сверкает чистотой. Ровно гудят дизели. У пульта улыбается приветливый парень. Со стены ободряюще подмигивает знойная брюнетка с ромашкой в зубах. Так и хочется подмигнуть ей в ответ!

…Мы спускаемся к берегу залива. Здесь, на восточном краю поселка, среди типовых построек выделяются стеклянные фасады двух оранжерей. На грядках — яркая зелень салата, петрушки, спаржи, даже красные цветы, напоминающие герань. Оранжереи подсвечиваются кварцевыми лампами: солнца в этих облачных широтах не хватает. Вот в Антарктиде, наоборот, напряженность солнечной радиации исключительно высока и оранжерейное подсобное хозяйство при умелом ведении оправдало бы себя полностью. Даже дилетантские опыты дают в Антарктиде высокие результаты. Создание оранжереи позволило бы не только улучшить пищевой рацион зимовщиков, но, очевидно, представило бы и определенный научный интерес… У каждого свои заботы. Знакомясь с хозяйством французов на Кергелене, невольно устремляешься мыслями дальше к югу, к конечной цели нашего путешествия.

Из соседнего сарайчика доносится кудахтанье.

— Сто яиц в день, — с гордостью поясняет наш гид, присев на корточки и похлопывая себя по бедрам. — Есть у нас и инкубатор.

— Значит, свежая курятина, яичница, — соображаем мы.

В загоне за курятником грустно жмутся друг к другу приземистые бараны. Нам уже грезятся кусочки шашлыка, шипящие на вертеле.

— Муфлоны, — поясняет Мишель, — их специально завезли сюда для акклиматизации. Но в холода, в период бескормицы, их много погибает.

Хрюканье из соседнего сарая говорило само за себя. Мы не стали заглядывать туда, а направились к берегу. У воды, на лужайке, среди тюленей паслась стайка домашних уток. Утром они приходят к морю кормиться, а к вечеру сами возвращаются в свой загон. Иногда там оказываются пингвины: очевидно, в качестве гостей. На Кергелене обитает также дикая утка Итона, небольшая по размеру, но, как утверждал Обер де ла Рю, ее мясо очень нежное.

Ферма Порт-о-Франса произвела на нас впечатление, французы отнюдь не вегетарианцы. Недоставало лишь крупного рогатого скота. Очевидно, ацена для него малопригодный корм. Следовательно, молоко на Кергелене, как и в Антарктиде, порошковое. Но в случае крайней необходимости — Мишель сделал выразительный жест — можно подоить овцу.

Целый день без пищи, на ногах, мы сбились в тесную кучку, напоминая муфлонов в период бескормицы. Один из геологов, очевидно чтобы отвлечься от голодных мыслей, начал энергично разминаться.

Мишель догадливо кивнул головой и пригласил следовать за собой. Мы воспрянули духом.

Но нас постигло жестокое разочарование. Помещение, куда нас привел Мишель, даже отдаленно не напоминало столовую. В просторной комнате, разделенной барьером на две части, стояли столы для пинг-понга, лежали гири, штанги, имелся даже тренажер-велосипед.

Спортзал выглядел запущенным, инвентарь запылился. В летнее время необходимость пользоваться им отпала. В свободные часы лучше прогуляться по берегу, посмотреть на птиц и тюленей, поохотиться на кроликов или совершить экскурсию в горы в поисках редких минералов.

На стенах спортзала висело несколько оригинальных картинок, изображающих зимовщиков за своим любимым делом: один смотрит в телескоп на звезды, другой измеряет температуру морского слона, а вот целая группа сидит вокруг костра, в центре, в языках пламени, что-то поджаривается на вертеле…

— Нашей смены тут еще нет, — сказал Мишель, — но обязательно будет, оставим на память.

Я вглядываюсь в лица зимовщиков — предшественников Мишеля, стараясь представить, как прошла их работа, с какими чувствами они покидали остров, был ли для них год изоляции от остального мира попусту потерянным временем или они обогатились знаниями, возмужали, обрели уверенность в себе.

Обер де ла Рю порой с нескрываемой горечью пишет о равнодушии и непонимании, с которыми он столкнулся однажды в Порт-о-Франсе. Зато о другой экспедиции на Кергелен у него сохранились самые радужные воспоминания. Так и в Антарктиде — бывают экспедиции удачные, но бывают и крайне трудные, со срывами. Каждая новая экспедиция — новый коллектив со своими собственными проблемами, своими победами и поражениями.

Неутомимый Мишель увлекает нас дальше. Мы проходим мимо странного деревянного дома, напоминающего остов выброшенного на берег судна. Он резко выделяется среди современных типовых построек. Нет сомнения, это как раз то «странное сооружение, запроектированное так, чтобы оно лучше сопротивлялось ветру, но неудачно поставленное по отношению к странам света и сильно раскачиваемое во время бурь, что приводит в отчаяние занимающих его метеорологов и радистов». Со времен Обера де ла Рю в Порт-о-Франсе многое изменилось. Метеорологи и радисты здесь уже, конечно, не живут. Мишель вовсе не рекомендовал нам заглядывать в это историческое помещение. Выразительно взглянув на нашу понурую группу, он решительным жестом указал на аккуратный барак, на стене которого был изображен красный крест. По его мнению, нам требовалась срочная медицинская помощь.

В амбулатории Порт-о-Франса дым коромыслом! Тут уже находится группа наших антарктических врачей. Местная медицина угощает гостей чудодейственным напитком собственного изготовления. На голодный желудок он оказывает поистине волшебное действие.

В госпитале Кергелена совершают порой сложные операции, ведь до ближайшего медицинского стационара тысячи километров. К услугам врачей Порт-о-Франса прибегают не только местные сотрудники, но и моряки, которых занесла судьба в эти дальние края.