Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Упавший ветер отчего-то вдруг всполошился, и дым костра потянуло к воде, туда же наклонило красные языки ожившего огнища. Сумерки будто раздвинулись, огонь осветил собаку и лежавшего на траве человека. Меня потянуло к огню. Желтая палатка, ее хозяева остались позади.

У огнища царили запахи свежей ухи. Наваристой, сдобренной печенкой, луком, лавром. Отменно вкусна свежая уха, когда рыбешка из реки сразу пожалует в котелок! Чернявый, в болотных сапогах паренек полулежал у костра, подвинув к себе прокопченный дымом костра котелок. На мое приветствие он лишь кивнул головой, то ли приглашая к огню, то ли давая понять, что для него безразлично, куда и зачем я иду; он был занят. Его вместительная ложка, казалось, не остановится до тех пор, пока не зазвенит о дно котелка. Но этого не случилось. Завидный аппетит паренька подчинился древнему доброму правилу, живущему в тайге: если ты не один, предложи часть того, что приготовил, другому.

Чернявый отложил ложку, продвинул котелок к головешкам, и мы закурили разговаривая. И тут из-под берега донесся короткий отрывистый свист. Парень встал, спешно стал спускаться к воде. Серой тенью метнулась вслед за ним овчарка.

Решив провести ночь в компании юных рыболовов, я должен был сходить за дровами, приготовить чай и ждать, когда ребята проверят свои закидушки. Наступил колдовской час темнозорья. Замолкли в приречной дубраве голоса пернатых. Тишина… Слышно, как шуршит в кустарнике полевка. Сгустилось сеево звезд на небе.

Коротка майская ночь в долине Сухоны. Нет в ней той непроницаемой темноты, как в пору глубокой осени, и некогда лезть в голову человека мрачным мыслям. И берег, и вода в реке, и небо еще были во тьме, но все ближе становится предрассветный час. Шалый ветерок раздул пламя костра, завил над травой синий дымок. Из-под берега вымахнула овчарка. Взглянув на меня, подошла к огнищу, покружилась, принюхиваясь к следам, и улеглась. Переживая что-то, она время от времени глухо ворчала. Глаза ее следили за всеми движениями незнакомого ей человека.

…Осторожные шаги поднимающихся на берег людей насторожили собаку. Я подкинул в костерок хвороста. Чертенком выскочил огонь из-под куска бересты и резво побежал по сухому лапнику, стреляя по сторонам сверкающими в темноте искрами.

Их было трое. На лицах подростков играла еще улыбка от пережитого только что непостоянного рыбацкого счастья. Литым серебром сверкнула при свете костра чешуя толстолобых голавлей в подсачке, бережно опущенном на траву. Я предложил ребятам согреться чайком, подкрепиться моим скромным запасом съестного.

Чай оживил ребят, они разговорились. Я лежал поодаль, куда тянуло дымом (комары меньше тревожили), и ничуть не мешал их беседе, которая со сломанных рыбой удочек, уловистых мест незаметно перешла на повседневные будни подростков.

Оказалось, что они совмещают учебу в городе с полевыми работами в родном совхозе. Видимо, они овладели сельскохозяйственной техникой и гордились этим. «Хорошая растет смена старшему поколению», — подумалось мне.

Я гляжу на синие язычки головешек, они гаснут один за одним, не находя пищи. Голубоватое пламя завораживает. Есть в нем что-то чарующее, невольно вспоминаешь наших предков, поклонявшихся огню. Лишь темной ночью у костерка можно испытать это особое, волнующее чувство. Походный костер — это неотъемлемый элемент романтики дальних странствий, таежных троп, вагончиков и палаток первостроителей, которыми стремятся стать вот эти парнишки.

Далеко за излучиной реки тишину ночи встревожил гудок буксира, словно где-то басовито пропела гармонь. А здесь, у костра в долине Сухоны, — живая инсценировка рассказа И. Тургенева «Бежин луг». Все то же. И звездная ночь, и трава в росе на лугу, и темная гладь воды в реке, и встревоженный лай собак, и также мотается из стороны в сторону огонь костра, и деревенские ребята беседуют о сокровенном. …Только разговор они ведут не о домовых и леших, а о тайнах Вселенной, о своем будущем, которое — они в этом твердо уверены — будет наполнено интересным, созидательным трудом.

Что ж! Иные времена — иные песни.

В пору, когда талые воды ищут свой путь под снегом, точат его, роют в нем ходы, когда ширятся проталины, день ото дня все выше поднимается солнце, растет, набирает полноту день, ни отзимки, ни утренники надолго весну уже не остановят. Пусть иногда и нахмурится небо, снежок посыплется, — что ж, ничего: «Внук за дедом пришел!» — говорят в народе. Полежит снежок часок-другой и — сработает. Сам слезу пустит и зимнего с собой прихватит.

Пришла и в долину Сухоны долгожданная весна. Последние дни доживает на окраинах полей крупитчатый снег. В лесу каждая листовая почка дает знать, что наливается соком земля. Березовые рощицы на пригорках загляделись в зеркальце прозрачной как слеза воды-снежницы. Солнце будто раскололось на мелкие сверкающие осколки и щедро разбрасывает их на лужицы талой воды, на лесные прогалины. Прозрачны дубравы. Голые ветви, обласканные теплыми лучами, кажется, замерли, готовясь к великому таинству…

Бывает, хлестнет в эту пору по проталинам, по холстинам остатнего снега весенний дождь, да такой, что пар поднимается над снежными лишаями. А сильный заоблачный ветер растащит тучи, в разрывы рванется солнце, и все кругом станет удивительно новым, не будет места зиме даже в лесных закоулках.

Журчит живая вода, поблескивает, сбегая в лощины. Гудят овраги, сбрасывая талые воды на поймы. Бушует половодье. Далеко слышен шум полой воды в тревожной темени майской ночи. Этот шум не беспокоит, не раздражает, а, наоборот, обладает притягательной силой. Вот и идут устюжане на Набережную улицу, чтобы воочию убедиться, что лед тронулся и не так уж долго ждать лета…

Взломав ледяные оковы, широко раздвинув берега и сокрушая преграды на своем пути, река неудержимо стремится навстречу весне. Сколько мощи в этой картине. Забрала весна волю: кругом вода! Играют льдины на солнце, поблескивают в волнах, тревожно шуршат, притираясь одна к другой, выталкивают на берег обломки лесин и разный мусор, что оставила зима на снегу, со звоном сталкиваются на фарватере. А над широким разливом Сухоны, в распахнутом настежь небе тоже… ледоход! Небесный. Рожденные ледяными кристаллами кучевые облака плывут в небе, словно торосы по синему морю.

Быстро разделывается Сухона с весенним паводком: сбрасывает воды старшей сестре — Двине. Бьюает, и не принимает всю полую воду она! А что же Сухона? Потечет тогда обратно в свою колыбель — Кубенское озеро.