Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

На Вологодчине властвует золотая осень. Привычными мазками гениального художника красит она лес, неслышной поступью ходит в ягодниках по вырубкам, по болотам, золото и багрянец тихого листопада отмечают каждый ее шаг.

Гуляет осень по лесным увалам, шуршит опавшими листьями на тропе, ведущей на Красное болото, к истокам Себры — младшей сестры Сухоны. Чарует, радует глаз совершенством красок в ясный погожий день. Вешает утренние туманы над болотами, провожает ранними сумерками и прохладными ночами красное лето.

Гуляет золотокосай по лесным просторам в долине Сухоны. Порывами ветра качает кудри мокрых сосновых крон в темные сентябрьские ночи, гонит к югу по серому небу журавлиные стаи. Капли измороси висят рядками на ветках деревьев и холодно блестят в осеннем лесу. Посеребренные росой, мотаются по ветру ниточки паутины. Сыро. Солнце старается уже напрасно: на ветках деревьев, на траве сияют непросохшие ночные слезы, блестят черничники, шляпки грибов.

В ясные дни низкое осеннее солнце заглядывает под лесной полог, скользит по опавшей листве мягкими золотистыми зайчиками и, прячась за горизонт, оставляет тусклые мазки осеннего заката.

Кружатся в воздухе желтые листья по лесным прогалинам. Взлетают вверх, опускаются и снова взлетают, будто выбирают, куда лучше упасть, и бесшумно садятся на рубиновую россыпь клюквы, кое-где оставшейся на мшистых кочках Красного болота.

Летят перелетные птицы… Днем и ночью высоко в небе плывут стаи пернатых над главной водной артерией Вологодчины, держа путь на юго-запад. С первым эшелоном улетели кукушки, мухоловки, кроншнепы, ласточки-касатки, воронки, береговушки и отменные летуны — стрижи. В полете крупные птицы, выстроившись по ранжиру в клин, любят «поговорить», особенно гуси, а мелкота летит молча, лишь спустившись на отдых, устроит «перекличку» — защебечет.

«Кур-р-лу! Кур-р-лу!» — кого не чаруют, не волнуют эти гортанные звуки в небе? То стая серых журавлей покидает свою родину, унося от нас лето. Машет крыльями вожак — машут все, планирует ведущий — то же делает вся стая. «Гуси-лебеди летят, холода несут», — говорят в народе. А там, откуда они летят, золотая осень уже передала эстафету глубокой осени.

Скоротечно бабье лето… Каждый день его дорог. Как целебный напиток, впитывают обитатели леса его. Проливные в тумане дожди, облетевшая бурость черемух, мокрая чернеть березняков — пора, когда ни полозу, ни колесу хода нет, все ближе… И не сидится дома охотникам за дарами леса. Еще не отошли грибы, поспела на вырубках и болотах брусника, клюква. Нет слов, хороша брусника, собранная в пору золотой осени, и в моченьях, и в вареньях, и в сладких пирогах! Налилась она целебным соком, стала весомой, крупной. Немало и охотников до нее: все тропинки на болото, еле заметные летом, осенью становятся виднее. Но не каждому она доступна. Клюква — ягода смелых… Испокон веков клюквенные болота страшили опасностями, подстерегающими на каждом шагу. Это — ядовитые цветковые растения, коварные топи, непонятные блуждающие огни и загадочные туманы, дурманящие запахи, потеря ориентировки — пути с болота к дому. Народная фантазия даже наделила одну из болотных трав могучей волшебной силой. Это дербенник иволистый, прозванный плакун-травой, применяемой в народной медицине. Длинна цепь клюквенных болот — колыбели правобережных притоков Сухоны. На десятки километров тянутся они от Сарпатского до Половецкого болота, большинство их безымянны.

Ранним безветренным утром торжественно тихо на болотах. Порой прогремит крылом жирующий глухарь, истошно прокричит нарядная сойка — и снова звенящая тишина, только черный ворон кружит в тишине, наводя на падаль серых разбойников.

В пору золотой осени ползут по лесной дороге тяжелые ЗИЛы. По утрам идут от Луженги к Себре, под вечер — обратно, в город. Километр лесной дороги стоит многих километров шоссейной. Лесная дорога, как жилистая рука хлебороба, переплетена сеткой вен-корней. Стеной стоят по сторонам высокоствольные березовые рощи, осинники. Ни вправо, ни влево — все по колее. Ревут моторы, буксуют на осклизлых подъемах тяжелые трехосные «Уралы». И когда водитель, хмурясь, прибавляет газу, хлещут по кузову ветви деревьев, смолкают разговоры и в переполненном кузове.

— Держись за воздух, земля обманет! — смеется, жмет сосед соседа к борту.

Ягодники-болотники — народ компанейский. Веселый. Дружный. Знают: шутка — хорошая спутница даже на отдыхе, а дальнее болото — не мать родная.

Что там говорить, тертые калачи — эта братия в кузове машины! Хорошо знают, каким трудом дается поздняя осенняя ягодка. А потому и дружны все. Стала суше, ровнее колея впереди, и пошел по рукам ягодников китайский расписной термосок, открываются коробки папирос… И уже летят по лесу вольной птицей частушки вихрастого ягодника. Слушает притихший лес, перепархивая с дерева на дерево, мельтешит в подлеске встревоженная птаха.

Только поздним вечером доберутся ягодники по пешеходной тропе до болота, оставив машину у ручья. Переночуют, а утром, когда по болоту, будоража листву березняка, прокатится ветерок, побегут по углям костерка последние огненные судороги, окажется, что будто в награду за тяжелый путь и бессонную ночь кострище они устроили на самой ягоде-целике. Не шастай, не ищи ее по болоту, сама в корзину просится. Ягода — к ягоде, кочка — к кочке!

Случается: доберутся на машине и до самого болота. Нагрузятся за день и под вечер обратно в город. Уйдет машина, а кое-кто останется на болоте. Вечереет, а они никуда не собираются уходить. Не сговариваясь, запалят охотничий костер. Пусть темень вокруг и промозглая ночь охватывает инеем мшистые кочки на болоте. Хвостатой кометой мотается в темноте жаркое пламя смолистой сухостойной сосны. Огонь потеребливает сиверком, гуляющим по вершинам деревьев. Лицо греет огнищем, а спину холодит тянущим по болоту свежаком.

Взглянет украдкой ягодник на часы, думая о чем-то своем, потаенном… Закурит, не первую уж, повернется на другой бок, спиной к огню и слушает непринужденную беседу компаньонов. Здесь у огнища, на дальнем болоте, каждый знает: за разговорами ночь кажется не такой уж длиннющей, слушай не слушай, а врать не мешай!

…Да, все-таки осень… Летят перелетные птицы… Осень, осень, раз горят на болотах костры, медведь не спеша зимовье свое устраивает: «косолапит» по оврагам на задних лапах — место выбирает, передними рвет с корнями елочки-подростки, тащит в лапах хвою, носит мох в охапке да хвалится-поуркивает: «Харр-р-р-р-аша пер-р-р-ина!»