Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Щедра, заботлива осень. Кого за моря-океаны в свое время пошлет, кому пух или теплый мех подарит… Никого не обидит, не обойдет своей заботой. Разве только того, кто лето прохлопал, осень протопал…

С первым снегом, с переходом среднесуточной температуры за нулевую отметку на Вологодчину приходит предзимье. Ноябрь — ледовый кузнец, соединяет глубокую осень с первозимьем.

В предзимье живая природа подготавливается к испытаниям в зимнюю пору. Земля сейчас получает тепла значительно меньше, чем отдает. Усиливается приток холодного воздуха Арктики. Резкие похолодания сменяются ростепелями. Дни все короче, темнее, небо в тяжелой облачности. Только 28 часов солнечного сияния отпущено ноябрю вместо 80 в октябре. Самый туманный месяц в наших краях! Моросят надоедливые холодные дожди пополам со снегом, волны холода сменяются угасающими порывами осени.

В чернолесье гремит под ногами мерзлый пожухлый лист. Стряхнув листву, посветлели дубравы и рощи в долине Сухоны. Почки лиственных деревьев и кустарников крепко сдвинули свои чешуйки, осмолившсь, готовы встретить все причуды зимы. Срезанная ветка уж не зазеленеет, не зацветет и в тепле комнаты, как бывает в пору вынужденного ее покоя. В голом лесу кроме хвойных с листвой остались полукустарнички брусники, голубики, багульника да некоторые травы — манжетки, грушанки, медуницы, сурепка, ярутка… Их прикорневые листья плотно прижались к земле, и слой снега защитит их от холода. Клетки растений прекратили рост, обособились и покрылись изнутри дополнительными оболочками, впадают в состояние глубокого покоя. Лишь с наступлением весны они выйдут из него.

Стынут день ото дня водоемы. И вот уже по всей Сухоне плывут тонкие ледяные пленки. «Сало пошло!» — говорят на Вологодчине. Через день-другой в толще воды рождается и плывет рыхлый внутриводный лед-шуга, забивая и кромсая сети рыболовов. Сало смерзается в льдины, и начинается осенний ледоход. Баррикадами стоят вдоль берегов Сухоны ледяные поля-забереги. Шуршит шуга, притираясь к льдинам, связывает, сплачивает их.

На тропе — первые зазимки… Снеги, снеги вперемешку с грязью. Но не зря говорят: «Первый снег не лежек». Выпадет будто на побывку пожалует. Полежит денек и сойдет, унесет с собой и остаток приземного тепла. Поседели луга в пойме Малой Двины, Сухоны. Продрогли, съежились поля. Все сильнее день ото дня стынет земля. Молодой ледок покрывает лужицы, слюдяными Узорами обметывает берега ручьев. Остекляются тихие водоемы, запираются на ледяной замок. Невеселы ноябрьские деньки! Небо — в серой мгле. Чередит одна за другой пороша, а спрятать чернотроп никак не может. А раз нет у снега постоянной прописки, зиме фенологический паспорт не выдается.

Но вот однажды ночью дохнет Арктика холодом, подсыплет снежку, остановит ледоход, закует реки в ледяной панцирь.

Если для охотника-следопыта охота по глубокой пороше — одно удовольствие, то для любителя поохотиться с русской гончей — чистое наказание. Как ни породист, ни порат его четвероногий помощник, но проскачет рядом с лежкой, не учует запаха затаившегося косого. Ведь в заячьей шкуре нет потовых желез, и поэтому она не пахнет. Потеют у зайца лишь подошвы лап, на бегу оставляет он запах.

Кончились кровавые поединки у рогачей-сохатых. Сбрасывают они свое грозное оружие, держатся теперь стадами: так легче обороняться от волков. Страшен в приступе ярости этот горбоносый бородатый зверь на длинных ногах. Защищаясь от серых разбойников, лось молниеносным ударом копыта может срезать двадцатилетнее деревце. Хоть и силен этот великан наших лесов и отменный скороход — ни топи болот, ни завалы бурелома, ни снежные надувы не изменят направления его хода, — волчьей стаи побаивается.

Там, где острие просеки клином врезается в сосновый бор, в кроне кормового дерева жирует древняя нелюдимая птица, житель лесных дебрей — глухарь. Он не подпустит на расстояние выстрела охотника, а вот на человека, сидящего на тракторе, смотрит, как на предмет, не стоящий внимания. Почему? Наверное, потому, что частые встречи с грозно ревущим трактором убедили: зверь сильный, что медведь, ломает, волочит деревья, но всегда сыт, а поэтому не кидается ни на кого, даже нас, глухарей, не трогает!

Пушные звери, готовясь к зиме, сбросили летнюю и одевают теплую шубу. У нее покровный волос длиннее, пустотелый, как трубочки с закупоренными наружными концами. А волос летней шубы без таких «заглушек» и потому легок, продуваем. Что говорить, ловко придумано. Как тут не вспомнить слова баснописца: «Куда на выдумки природа таровата!» Знай учись у нее, человек, разным хитростям.

Тихо в лесу в пору предзимья, как в покинутом доме, словно выехали все жильцы и обстановку вывезли! Иногда только раздается скрип сухары или подаст сигнал тревоги, затрещит болтушка-сорока. Эта плутоватая шумливая задира то зайчонка обидит, то бельчонка… Не слышно неумолчных птичьих разговоров. Лишь изредка доносятся их робкие голоса да стук пестрого дятла в «кузнице». Вовсе не для забавы стучит клювом-долотом лесной «доктор», по стволу старой ольхи. Дятел — птица серьезная, «работает» он с увлечением, достойным подражания. Знать, срубили дуплистую осину лесорубы или от ветхости сама свалилась, и приходится птице строить новую квартиру. Не ошиблась птица с красным затылком в выборе дерева; ольха внутри гнилая, и дело спорится. Через несколько минут отверстие в дупло готово. «Кик!» — крикнул дятел, довольный своей работой, и уже стучит клювом в дупле да щепки на землю выбрасывает. Выберется наружу, осмотрится, что и как, и снова нырнет в дупло. «Здорово, доктор!» — крикнешь ему. Повернет голову, посмотрит неодобрительно, мол, не мешай, и снова за работу. Весной пара дятлов построит новое гнездо, а это займет синица, мухоловка или еще кто. Любят дятлы «плотничать», и в лесу его квартиры ценятся. Удивительно тонкий, изощренный слух у лесного «доктора». Он не долбит все деревья подряд. Постучав по коре, сразу определяет, есть ли в стволе ходы короеда. Долбит там, где спряталась его личинка. Сам кормится, и дереву польза!

Позднее, с первой протяжной песенки большой синицы, в бору далеко разносится барабанная дробь. Не дано дятлу голоса для весенних серенад, зато музыкальный инструмент у него — чудо! Немало опробовал он их, пока не нашел то, что надо… Устремляясь к солнцу, тянулся к небу сук из зеленой кроны сосны. «Подстриженный» глухарем, он подсох, лишился коры. Древесину высушило солнце, выгладил ясный месяц, до блеска отполировали ветры-листобои. Приметил его из тысячи других лесной «доктор». «Кик! Кик!» — радостно кричит, встречая зарю. Клювом, что длинными очередями, бьет по суку — зовет свою подругу, только мелькает красный затылок.