Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

Бродя по узким улочкам Севильи, представляю себе героя романа Фейхтвангера «Испанская баллада» — купца Ибрагима, или, как его звали в роду, Иегуду ибн Эзру, друга и советчика эмира. Наверняка он часто появлялся в каменном лабиринте этих переулков. Над старинными подъездами свисают тяжелые витые фонари. Шланг, как змея, свернулся на мозаичном полу внутреннего дворика. Карнавальная толпа, текущая по средневековому городу, напоминает сцены из «Севильского цирюльника»…

Конец мая. Завершаются пасхальные торжества. Испания — страна католическая. Шуршат и развеваются мантии, черные плащи с красным подбоем. Рокочут гитары. Цокают конские копыта. Толпа гудит как улей, заполняя внутренние галереи севильского Алькасара. Школьники в расшитых золотом камзолах взгромоздили на плечи какое-то странное сооружение наподобие платформы, украшенной гирляндами алых цветов. Вероятно, это символ Голгофы.

Севилья разряжена, разодета. Она танцует. Людской поток увлекает в свою круговерть случайных прохожих.

— Кавалеры, не давайте дам в обиду! Уличные пираты охотятся за дамскими сумочками!

— Кому не везет в любви, поставьте свечу перед изображением Севиллы. Севилла — покровительница любовников и тореадоров.

Постепенно постигаешь своеобразие этого великого города. Восток, Африка, Новый Свет, Европа оставили свой неизгладимый след на всем, что составляет облик Севильи.

Чтобы проникнуть в будущее, надо понять прошлое. Севилла — прорицательница, предсказательница, гадалка. В длинных оборчатых юбках таится вихрь танца. Вырез на блузе в виде червового туза. Поединок черных и красных картежных мастей. Три завитка в форме полумесяца — главные элементы в прическе севильской красавицы.

У старинных корпусов табачной фабрики статуя Кармен, великой цыганки, хранительницы тайн бессмертного кочевого народа, связывающего Европу с Индией. Только вместо знаменитой родинки брахманизма на ее лбу сверкает завиток ислама в форме полумесяца. Кармен — испанка, но ее танцы дышат зноем Южной Америки, передавая в ритмах ритуальное исступление жителей пальмовых берегов Карибского моря. В руках веер — словно огромная тропическая бабочка…

Когда в ночном кабаре смотришь исполнение знаменитого танца фламенко, неожиданно постигаешь, из каких элементов он состоит. Стук кастаньет как прищелкивание бичей караванщиков… Длинные заунывные мелодии пустыни чередуются с бешенством погони… То искушения неги, то опьянение сладострастием, то страх и трепет перед могущественными силами природы, вселенскими богами…

Тела танцовщиц напрягаются, как змеи перед прыжком. Стоит легкий звон, будто вибрирует чешуя гремучих змей. Пышные оборки кажутся украшением из листьев и перьев американских индейцев. В стремительном ритме танца наряд приобретает одновременно и тяжесть и легкость, будто ветер вздымает плотные и пыльные пальмовые ветви, шлейф расстилается, как волны океана в момент прилива, и с шумом вздымается вверх, как пламя ритуального костра.

Танцовщица превращается в птицу-феникс, в розового фламинго, улетающего в сторону заката, вслед за кораблями Колумба. Три материка говорят на языке танца, перебивая друг друга. Звучат тамтамы, визжат рожки, едва не лопаются струны гитары… Вот что такое фламенко. На лбу темнеет завиток в форме полумесяца.

Жемчужина мавританской Испании — Гранада. Мы едем вдоль морского побережья. Снова цитрусовые и оливковые рощи, пальмы, бананы… Холмистая сухая земля, напоминающая рельеф восточного Крыма. Сходство усиливается, когда взгляду открывается сверкающая водная гладь, рассеченная дамбой, по которой наш автобус выезжает к Кадису. Вспоминается дорога через Сиваш, когда с обеих сторон море. Острый запах водорослей, йода, свежий ветер. Лагуна зеленоватая и тусклая, как старинный шелк. Вдали золотится купол кадисского собора. Кадис основан финикийцами задолго до нашей эры, и название это означает «серебряная чашечка». Город, лежит в серебристой дымке. Все его улицы, шумные, многоязычное, узкие и тесные от наступающих друг на друга зданий, ведут к океану. Отмели Атлантики сверкают, как зеркала.

— Кадис считается самым древним городом в Европе, — сообщает гид.

Нижние этажи заняты лавочками. На прилавках товары со всех концов света! В изобилии дары океана: огромные кальмары, креветки. Плавники рыб будто кили перевернутых лодок.

В ресторане многолюдно. В воскресный день испанцы предпочитают обедать в полном семейном составе. Снова, как феи, грациозно ступают маленькие испанки.

На обед традиционное испанское блюдо «паэлья», наподобие плова, с той лишь разницей, что вместо мяса искусно приготовлены дары моря. В створках раковин запечены моллюски.

Океан потрясает необъятным простором и густой синевой. Темно-синяя бездна неотступно притягивает мысли и желания, вселяет жажду странствий. Волны вгрызаются в береговой ракушечник. Древние арабы не любили моря и боялись его, принимая за опасное чудовище. Зато далеким предкам современных испанцев в разрывах облаков, клубящихся над Кадисской бухтой, виделась мадонна попутного ветра и корабли, плывущие под парусом надежды.

От Кадиса в Малагу путь идет вдоль берега Средиземного моря. Это Коста-дель-Соль, что означает «солнечный берег». Разрывы круглых бухт, скалистое плоскогорье, подступающее вплотную к побережью, чередование морской синевы и зеленых пастбищ, масличные рощ и цитрусовых садов придают пейзажу графическую завершенность и контрастность. Океан остается позади. Перед нами голубая горловина Гибралтарского пролива. В лучистой дали воздушным контуром вырисовывается африканский берег. Огромная песчаная подошва, зеленая глыба, сползающая в воду.

Мы мчимся по испанской земле. Щиты, расставленные вдоль дорог, уведомляют, что мы на родине корриды. А на эйлагах Сьерра-Невады, сверкающей на горизонте ледяными зубцами, нагуливают силу быки. Прав был Лорка, когда однажды сказал: «Карта Испании — это шкура быка». Не в эту ли шкуру залез Зевс, чтобы обратиться в быка и перевезти на своей спине дочь финикийского Царя на остров Крит? Так Европа пересекла Средиземноморье.