Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

Вошла она с Аширом в его темную кибитку. Жена кинулась к тамдыру [8] Тамдыр — глиняная печь. , чтобы испечь лепешек. А в кибитке целая гора шерсти, и вонь от нее такая — дышать нечем. Ашир окликнул жену, хотел было заставить вынести во двор это, как показалось ему, ненужное богатство, но Набат-дайза, усмехнувшись, одернула фронтовика: «Этим богатством живем, Ашир. Шерсть прядем, теплые варежки вяжем — на фронт бойцам отправляем. Носки теплые… Все женщины заняты этой работой. Днем в поле с кетменями — овощи от сорняков пропалываем, а вечером сидим с пряжей». Ашир вспомнил, как после Сталинградской битвы вместе с вручением наград бойцам дарили присланные в посылках из тыла теплые вещи. Аширу как раз достались шерстяные варежки. «Уж не из нашей ли шерсти связаны! — подумал он. — Может, и связала их моя Кейик?!» Достал из вещмешка варежки, подал председателю. Та осмотрела их и покачала головой: «Нет, это из Казахстана или с Урала. Шерсть не наша. У нас овечья шерсть тоньше и мягче… Да и посылки наши все ушли в Ельню, — пояснила Набат-дайза. — Недавно наша туркменская дивизия освободила Ельню, теперь мы шефствуем над этим русским юродом, вот и посылаем туда все, что им нужно: теплые вещи, кетмени, лопаты… Гитлеровские мародеры, говорят, всю Ельню обобрали: жителей разули-раздели, дома сожгли и всю скотину с собой угнали».

Ашир подтвердил. Он видел жизнь в прифронтовой полосе и страшнее: тысячи расстрелянных, сваленных в канавы советских людей. А Набат-дайза, слушая его и глядя на его награды, спросила: «Орден за что получил?» Ашир неловко улыбнулся, он не любил хвалиться. «Ай, я же снайпером был. Около двадцати фрицев на мушку взял…» Председатель, услышав эти слова, даже привстала с кошмы. «Снайпером, говоришь, был?! Вах, Ашир, что же ты до сих пор молчал! Нам стрелки хорошие позарез нужны. Мы же с планом мясозаготовок не справляемся! Дичи в горах много, а охотников почти нет: старики да дети. Старый в гору залезть не может, а дети метко стрелять не могут… Верблюжонок ты мой, как ты меня обрадовал своими речами! — счастливо засмеялась председатель. — Давай-ка немного отдохни да возглавишь охотничью бригаду. В горах мяса — хоть отбавляй: архары, джейраны, кекликов много развелось…»

Согласился Ашир с Набат-дайзой. Действительно, кому, как не ему, снайперу-орденоносцу, заниматься охотой. Да и в юности, до войны, преуспевал Ашир в охоте — ходил со взрослыми в горы за кекликами и прочей дичью. Собственно, тогда и научился стрелять, а на фронте лишь усовершенствовал свою стрелковую подготовку.

Через день-другой собрал Ашир у себя в кибитке подростков. Двенадцать человек собралось. В основном сыновья охотников. Отцы на фронте, а ружья их дома, вот и пришли с отцовскими ружьями джигиты. У кого старое, допотопное хырлы, у кого двойник с гладким и нарезным стволами, но в основном шомцолки. У самого Ашира дробовик. Посидели посовещались, с чего начать. Выяснилось, что маловато дроби, не говоря уже о картечи. Вновь пришлось идти к председателю Набат-дайзе. Отправилась она в город — достала боеприпасов для своих охотников. Потом на заставу подалась, к пограничникам — договорилась, чтобы колхозных ребят с ружьями пропускали в горы.

Отправились они на рассвете. Сами пешком, дробь, порох и прочие охотничьи припасы — на двух ослах, в хурджунах [9] Хурджун — переметная сума. . Еда и вода в бочонках на верблюжьем горбу. Дала Аширу председатель старого верблюда-инера — он только с виду стар, а своим горбом запросто до трехсот килограммов разной поклажи поднимает. На нем и добычу домой рассчитывали везти охотники. Только сначала надо подстрелить эту добычу. И не просто добычу, а диких горных баранов, мясо которых не сравнимо ни с каким другим.

У родника Алтын-Су, у подножия гор, соорудили охотники стоянку. Шалаш из камыша построили — закопали его наполовину в землю и покрыли сверху большими камнями. Пустили верблюда и обоих ослов пастись. Двое ребят, которые послабее, остались на стоянке, остальные — в горы.

Долго шли, не видя и не встречая ничего примечательного, если не считать горных куропаток — кекликов, но не стрелять же сейчас в них. Откроешь стрельбу — всю рогатую дичь распугаешь, а архары и без того чутки: подобраться к ним не так просто. Ступишь неловко ногой — посыплется вниз каменное крошево, и архары, будь они Даже на соседней горе, тотчас умчатся прочь. Ашир всех стрелков-джигитов перед выходом в горы предупредил, чтобы поснимали свои старые самодельные чарыки, кожаные подошвы которых скользят по камням, а надели резиновые калоши (к счастью охотников, в сельпо оказались калоши — новые, разных размеров). Их литые подошвы в твердых рубчиках словно специально сделаны для горных стрелков-охотников.

К вечеру первого дня поднялись на высокогорное архарье пастбище — так старики-туркмены называли ложбины между горными хребтами. Травостой тут всегда хороший. В мае — июне в Каракумах трава уже сгорает на солнце, делается серой и пыльной, а в горах сохраняется до глубокой осени. Здесь же в ложбинах и родники, к которым ходят архары на водопой. И не только архары, но и барсы, волки, лисы и всякое мелкое зверье, какое водится в горах.

Достиг Ашир со своими джигитами архарьего пастбища. Залегли охотники в ста метрах от родника, стали ждать добычу. Сами за высокой скалой, а родник — ниже. По расчетам охотников, архары должны были прийти на водопой вечером или утром. Часа два ждали, «шаря» биноклем по горам. Наконец увидели: архары, выстроившись в ряд, впереди вожак круторогий, стояли на соседней горе и настороженно смотрели в сторону, где лежал Ашир с джигитами. Юнцы недоумевали, почему же архары не идут к роднику, строили всякие догадки. Может, у архаров нюх особый? Разумеется, особый — не такой, как у человека! Может, ветер с нашей стороны и бараны чуют охотников? Нет, только не ветер. Дует ветер как раз оттуда, где насторожилось стадо.

Примерно через час загадка разрешилась самым неожиданным образом. К роднику, осторожно ступая, спустилась джейраниха с детенышем. Оглядываясь по сторонам и вздрагивая, она долго боялась опустить голову и припасть к воде. Потом послышалось ее мычанье — это мать приглашала джейранчика: пей, мол, не бойся. Как только малыш припал к роднику и его мать тоже собиралась это сделать, непонятно откуда выскочил из засады барс и ударом лапы опрокинул джейраниху в родник. Охотники, не сговариваясь, выстрелили в хищника. Несколько пуль попало ему в голову и бок. Барс замертво свалился, но успел убить джейраниху.

Джигиты, словно орехи с орешины, посыпались со скалы вниз, чтобы поскорее захватить добычу. Несколько человек схватили барса за лапы и оттащили от родника. Джейраниху тоже вытащили из воды: она лежала с остекленевшими глазами, а вода в роднике была замутнена кровью.