Анджей Чеховский - На суше и на море 1981

— Не волнуйся, — сказал начальник радиостанции. — Глянь-ка в иллюминатор. Между прочим, бежим в другой район.

А я и не заметил, когда мы снялись. Дизели под ногами гудели ровно, без натуги; взрезанная форштевнем вода, пенистая, шипящая, далеко откатывалась от борта.

Оказалось, капитан давно уже получил «добро» на переход в другой район. Но выжидал, чтобы идти наверняка. Дело в том, что все рыболовные суда в определенное время суток передают через флагмана на берег сведения о том, что поймали, сколько, где, на какой глубине. Юра Назаров регулярно прослушивал все эти радиоразговоры. Долго не удавалось поймать что-либо заслуживающее внимания. Наконец какой-то мурманчанин дал победную сводку. Нам он, конечно, не обрадуется. Но уж пусть не взыщет!

И опять переход. Опять ожидание, прогнозы, надежды, от которых никуда не деться, которые утомляют не меньше, чем работа.

Почти в каждом рейсе пароход охватывает эпидемия какого-нибудь рукоделия. В этот раз режут из гнутых, негодных противней, на которые идет отличная «нержавейка», парусники всевозможных классов и типов.

Зайдешь к кому-нибудь в каюту поболтать — сидят, разложив на столике инструменты, скребут, паяют, шлифуют. А потом начинают демонстрировать свои суденышки. Тут есть что объяснять, чем хвастать.

…Проснувшись, первым делом суешь голову в иллюминатор: что там по борту, где мы? По-прежнему в открытом море. Пора бы уж показаться Норвегии, но ветер сменился на северный, встречный, и пароход, надо думать, теряет узла полтора-два.

И вот зовут на палубу, к боцману. Поднявшись по трапу, замираешь: словно бы опустили с небес гигантскую сказочной красоты декорацию. Нет, ни один художник не воспроизведет дыхания этих суровых, торжественных и величавых гор и скал.

Вершины их повиты легким туманом, и в этом воздушном венце они как бы чуть-чуть грустят о чем-то.

…Издали скопище траулеров напоминало толчею жуков-водомеров в болотной луже. Трудно было понять, как они умудряются не цеплять друг у друга тралы. Здесь работали мурманчане, рыбаки из Архангельска и ГДР. Немцы, даром что их суда куда меньше нашего БМРТ, спокойно выгребали с тралом против ветра! Удельной мощности наших машин — лошадиные силы по отношению к тоннам водоизмещения — на это не хватало; мы забежали подальше, развернулись по ветру, а уж потом принялись ставить трал.

Трал — штука громоздкая, сложная; он вовсе не похож на большой сачок, как часто представляют. Трал вооружен разнообразными хитрыми приспособлениями. Тут поплавки-кухтыли, донные бобинцы, которые служат и грузилами, и «колесами» трала, траловые доски, «богородица», назначение которой — увеличить плавучесть верхней подборы, пугать, загонять рыбу в трал. Да и просто разобраться, где нижняя, где верхняя подбора, может лишь опытный глаз. Так что без хорошего тралмастера в море делать нечего. А у нас тралмастером Владимир Иванович Кузнецов. Он рыбы переловил столько, что ею, пожалуй, год можно кормить целый город. Но и он нервничает, покрикивает на подчиненных, тральцов. Дело в том, что в этом рейсе решено попробовать новый прибор контроля хода трала. Радионавигатор про этот прибор прожужжал уши всему экипажу. Действительно, ценная штука: записывающие иголки показывают грунт, верхнюю, нижнюю подборы, содержимое трала, обстановку над и под ним.

Матросы крепят приемное устройство к верхней подборе. Тралмастер с сомнением наблюдает за их работой.

— А как оно включается? — спрашивает он.

— А никак! — отвечает радионавигатор. — Само включается, автоматически, на глубине в десять метров.

— Ишь ты, — качает головой тралмастер. — И долго ты думаешь ловить этой штуковиной?

— А хоть бы весь рейс! Если дело пойдет, почему бы и нет? Отличная вещь, у штурманов вся картина перед глазами!

Тралмастер недоволен. Не приходилось ему иметь дело с этим новым изделием. Как бы то ни было, поставили трал. Бросили за борт на параване передаточное устройство, формой своей повторяющее самолет игрушечных размеров. «Самолет» погрузился на глубину, и радионавигатор побежал в рубку следить за самописцем.

Тот вначале вообще не работал. Но навигатор с отверткой в руке поковырялся в нем, бубня себе что-то под нос, и, кажется, сам удивился, когда бумажная лента вздрогнула и поползла.

— Во! Чего-то, вроде, рисует! — встрепенулся навигатор.

— Где? — Старпом покинул свое место у тумбы телеграфа.

— Вот верхняя подбора, вот нижняя, — объяснял навигатор. — Это, должно быть, дно…

Когда подняли трал, оказалось, что в нем порядочно окушков. Рыба хлынула в бункер. Мелковатый, правда, окушок, но по нашей бедности и такой сойдет.

Эту рыбу можно шкерить. На «нож» встает Валера Азаровский. Работа эта весьма опасная: «нож» — вращающийся заточенный диск; хорошо, когда под ногами ровная палуба, а если волнение, если тебя бросает из стороны в сторону? Одно время эту механизацию будто бы запретили, решили обходиться ручными ножами. Но много ли ими сделаешь? И опять установили на судах вращающиеся «ножи».

Валера хватает по рыбине в каждую руку, чиркает ими по кромке диска и, обезглавленными, отбрасывает соседям. И так он это ловко, быстро делает, что не уследишь за мельканием рук — один обеспечивает работой десяток человек.

На руках новые резиновые перчатки, ни разу еще не надеванные. А уже прорваны окуневыми плавниками. Вода холодная, соленая, жжет ссадины, царапины.

— Давай, давай! — торопит технолог. — Скоро поставим трал. Немцы, вон, дергают беспрерывно. Есть рыба! Есть!

Сообща отшкерили все, что подняли первым тралом, и встали по своим местам на забивке и выбивке. У глазировщика Вити Комарова не сходит с лица страдальческая гримаса: занозил руку; пока шли на выбивку, пытался вытащить занозу зубами, не смог, а теперь уже некогда.

Что значит хороший трал! Ребят не узнать! Куда девались уныние, злость. Работают весело, с подъемом, покрикивают, подбадривают друг друга.

Уже горят ладони: вязать короба в перчатках не так больно, но голыми руками намного ловчее. Вряд ли сегодня придется заснуть. Долго еще, не одну неделю будут у всех болеть руки.

Опять поставили трал.

Кому сейчас трудно, так это Мише Филиппову, трюмному. Когда начинают заполнять трюм, первый ряд кладут у задней его переборки, потому что люковина, выход, — на противоположном конце. Он там сейчас бегом бегает с коробами на плече. Да и скользко, настил палубы обледеневает. Однако ни разу еще не просил пощады.

Лампы под подволоком потускнели, померкли; утробно взревела над головами лебедка. Опять выбирают трал. А рыбы еще навалом! Может, подвахту дадут? Вряд ли. Пока не завалят и оба «кармана», и бункер, подвахты не будет: у всех свое дело, своя работа. Правда, матрос работает по восемь часов через восемь, машинная команда и комсостав — по четыре часа через восемь — могли бы это принять во внимание… Но что касается продолжительности рабочего дня матросов, тут уж, видно, ничего не придумаешь.