Анджей Чеховский - На суше и на море 1981

В хорошем рейсе матрос получает неплохо. Однако за эту зарплату выкладываешься без остатка. Наверняка бы не выдержал, если бы такую работу пришлось делать в одиночку. Но ведь рядом ребята, и ты стараешься не подкачать, не испортить общей картины.

Комаров, смотрю, перестал морщиться, привык к своей занозе. Мурманская выучка. В Ленрыбпром он пришел опытным рыбаком, списавшись с судна Мурманского тралового флота.

Смена, те, кому заступать после нас, уже в цехе. Стоят, внимательно, с удовольствием наблюдая за нами; должно быть, интересно посмотреть на свою работу со стороны.

Вот здесь-то и начинается аврал на последнем пределе. Присутствие зрителей возбуждает, прибавляет сил. Чувствуешь себя вроде циркачом, который выделывает замысловатые трюки.

Смена исчезает в сушилке, а чуть погодя все появляются в клеенчатых фартуках, в резиновых перчатках. Выходит, трал уже подняли? Что там? Есть что-нибудь?

Саня Зотов, трюмный второй бригады, жестом показывает — выше головы!

— Пошла она, родимая, пошла! — говорит он и довольно жмурится, потирает руки.

Все! Аж в глазах туман. Теперь собрать с палубы обрывки шпагата, бумаги, картона — и отдыхать!

Пока ползал по палубе, вторая бригада уже приступила к работе. Бочком, чтобы не помешать Леше Лебедеву, обвязчику, вышел в коридор. Скинуть робу, умыться, пообедать и — спать!

…Едва коснулся головой подушки, провалился в блаженное забытье. Но что-то совсем скоро стало мешать — неприятное, давящее. Очнулся, открыл глаза и понял — ныли, мозжили руки. Свесил их с койки, вроде полегчало. И сразу опять накатила теплая волна сна и подхватила, качая, баюкая. Но, надо думать, всего несколько минут пробыл в таком неестественном, со спущенными вниз руками, положении. Подтянул их на грудь и проснулся…

Плохо дело. Не выспишься — не потянешь на следующей вахте…

Пока не было рыбы, стон стоял: прохарчимся, нечего будет писать в графе «Сумма прописью»… Теперь рыбы много. Так много, что обрабатывать ее едва успевают даже с подвахтой. Штурманы ставят, выбирают трал за тралом… Их тоже можно понять: штурман никогда не может быть уверен, что в следующий раз обойдется без зацепа, трал останется целым.

Много рыбы, идет она днем и ночью. Но радость по этому поводу очень быстро улеглась: устали.

«Мукомолам» — машинистам рыбомучной установки — тоже достается. Вообще-то работа у них хоть и пыльная, но сравнительно легкая: отходы попадают в дробилку, потом варятся при температуре сто градусов, отжимаются под прессом и шнековым транспортером подаются в сушилку, затем в мельницу и в мешок. Знай оттаскивай мешки да следи за работой установки. Но когда мукомолка работает беспрерывно да еще попадаются акулы, скаты, которые обильно выделяют аммиак, пробыть там даже полчаса непросто. Ребята теряют аппетит, худеют.

Но на то оно и море, рыбацкое море! Все в порядке вещей. А плохо то, что кончается тара. Непонятно, как это получилось. Видимо, технолог с рыбмастерами, принимая тару на берегу, просчитались. Но делать нечего. База далеко, некому сдавать продукцию в обмен на тару. Значит, надо забивать трюм брикетами: не станешь же стоять без дела, дожидаясь базы.

Твиндек кормового трюма часто вообще пустует. Уж слишком там несподручно работать трюмному: высотой твиндек не более полутора метров, и трюмный ползает на карачках. А тут еще брикеты! Это ж двойная работа! Их потом, когда подойдем к базе, возьмем тару, нужно поднимать наверх и упаковывать. Только этого не хватало!

Капитан принял единственно верное решение — продолжать работать как ни в чем не бывало. Но поскольку оно касалось прежде всего меня — Миша Филиппов вывихнул ногу, и мне пришлось заменить его в трюме, — я не слишком-то это приветствовал…

Натянул Мишины телогрейку, шапку, валенки, две пары перчаток, а сверху брезентовые рукавицы и полез на твиндек. Осмотрелся: твиндек чист, выметен, лампы под подволоком поставлены часто, даже в углах светло. Поднял с палубы железную свайку, брякнул по желобу — подавай!

Ну, тут и начали подавать! Упаковывать брикеты не нужно, поэтому производительность труда сильно возросла.

Брикеты один за другим глухо ударяются в мягкую стенку, сложенную из тряпья. Только успевай хватать их и посылать по обледенелому, скользкому настилу к задней переборке.

Темп растет. Настил твиндека уже наполовину выложен моими брикетами. Они, ударяясь друг о друга, обиваются по граням, один вовсе раскололся надвое. Надо же их сложить в штабеля, а когда? Забарабанил свайкой по желобу.

— Ты чего? — удивились наверху.

— Да так! — рявкнул я. — Скучно стало одному!

Там поняли мое состояние:

— Подождем!

Складывая брикеты в штабеля, я старался сосредоточиться на деле. Стоит подумать о тех, кто наверху, и подымается слепое, яростное раздражение: поди, покуривают, болтают, посмеиваются, а каково мне тут? Но ведь и самому, пока был наверху, не приходило в голову щадить трюмного. Наоборот, из кожи лез вон, чтобы быстрее, больше.

— Давай!

И опять началось! Прошло не больше часа, а я уже запарился, скоро окажусь погребенным под брикетами.

…Как только выбьют очередную пару «телег», лезешь наверх, в тепло. Крышка трюма всегда для тебя открыта, лишь сверху набросаны картонки, чтобы не уходил холод. Пока они отгоняют пустые «телеги», подкатывают новые, успеваешь выкурить папироску. Это время твое, только твое; никто тебя не тронет, не попытается использовать как рабочую силу. Потому что ты — из трюма, где минус двадцать, где за вахту надо перетаскать на себе тонн пятнадцать-двадцать. Они работают, а ты отдыхаешь.

Вот поменяли «телеги», все встали по местам. А ты пока что еще три-четыре секунды принадлежишь себе. Как только глазировщик толкает по железу стола первый брикет, пора подыматься.

Откуда ни возьмись, появился взволнованный Юра Матвеев, рыбмастер.

— Отставить! Загнать «телеги» обратно в камеру!

Что такое? В чем дело?

Оказывается, вот-вот на борту будет мурманский наставник-тралмастер. Сообщил по радиотелефону: мол, для обмена опытом.

— Бегом на шлюпочную палубу! — командует Матвеев. — Не уроните его там! Вот еще навязался на нашу голову…

Мурманский тралмастер не был ни угрюм, ни подозрителен. Ловко взобравшись по штормтрапу на борт, он поблагодарил нас, поддерживавших трап, улыбнулся и сказал поджидавшему его старпому:

— Здравствуйте! Приветствую вас в наших водах!

На старпома этот средних лет мужчина с простым круглым веселым лицом произвел, должно быть, то же впечатление, что и на нас. Он хмыкнул в ответ, по-приятельски подхватил тралмастера под руку и повел в коридор верхней палубы, где живет комсостав. А мы спустились в цех и, поскольку команды продолжать работу не было, сели в кружок покурить.