Кэтрин Валенте - Сияние

Здесь все носят маски. Это плутонская необходимость, в высшей степени практическая, и всего-то за несколько минут маска стала мне родней любовницы. На Земле говорят, что от ветра может перехватить дыхание, но такие фразы здесь кажутся причудливой древностью. Маска — полупроницаемый тепловой щит, благодаря которому тепло дыхания циркулирует, разрежённый воздух обогащается кислородом, а чувствительные дыхательные пути не испытывают в полной мере ужасный стигийский холод. Для такого приспособления нужна лишь сеть из мальцового волокна, гипоаллергенная подкладка, надёжный зажим, простой фильтр и нагревательный элемент в виде плоского диска.

Как и следовало ожидать, Плутон превратил простые предметы первой необходимости в бурлящую массу карнавальных масок, способную вогнать в краску любой полуночный маскарад.

Лишь на одном только пункте приёма я увидел минотавров с рогами, усеянными топазами, воронов под каскадами перьев цвета ночи, леопардов, менад, витражные крылья бабочки, обрамляющие тёмные глаза за бирюзовыми стёклами, слонов с фресками на ушах и заточенными до остроты лезвия бивнями, позолоченные бауты с треуголками, ониксовые моретты с нарисованными светящейся краской вьющимися лозами, вольто [57] Баута, моретта и вольто — разновидности венецианских масок. с серебряными губами и сапфировыми слезами в уголках глаз. Базу охватило буйство красок, прихваченных инеем, которое сопровождалось сообразными звуками и эпилептическим морганием ламп.

Собственную маску я выбрал у лоточника, который развесил их десятками на длинных чёрных шестах, словно сухие кукурузные початки. Моя противоречивая натура, раздражённая крикливой яркостью варившегося вокруг американского рагу, вынудила меня выбрать самую простую маску, какую только удалось рассмотреть — чисто-белую, с узким чёрным ртом и пятнышками красного на острых как ножи скулах. Этого хватит. Цитера выбрала маску королевы солнца, с золотыми лучами и медными павлиньими перьями, веером расположенными вокруг полированного круглого лица с изображённой на нём подробной картой вергилиевой преисподней. Патрицианскую спинку её нового носа рассекала Лета из клуазоне [58] Клуазоне — китайская перегородчатая эмаль. .

Когда Цитера сняла своё новое лицо с крючка, я увидел под ним ещё одно. Я уставился на эту маску, словно она была моим собственным лицом, и я осознал, что перед её тёмной красотой моё своеволие уже рассыпалось в прах. Это была маска чумного доктора — чёрная, с клювом таким толстым и длинным, что он наполовину закрыл бы мою грудь. В глазные прорези были вставлены пузыри зелёного стекла; Totentanz — древнегерманский танец со смертью, — нарисованный линиями из мельчайших изумрудов, кружился у основания длинного клювообразного рта и вдоль скул, заострённых так свирепо, словно маска страдала от голода. Искрящийся зелёный Папа вприпрыжку двигался вслед за королём, который вертелся вслед за крестьянином, скачущим вслед за ребёнком в малахитовых лохмотьях, который дурашливо плясал позади девы, чьи длинные ультрамариновые волосы развевались на ветру, все они бежали по краю маски; резвились, качались, делали коленца, следуя за Смертью, которая танцевала джигу на челе, с косой вместо партнёра, приподняв ногу в шаге фламенко, костяными руками выстукивая ритм человеческого сердца, который то ускорялся, то замедлялся, превращаясь в ничто. Веер строгих лезвий, словно тиара сурового вида, венчал маску. Я коснулся кончиками пальцев её гладкой, тёмной поверхности: мерцающий скачущий ребёнок отчаянно тянул руки к деве, танцующей перед ним, оставаясь вне досягаемости; но она ни разу не взглянула назад, её зелёная, живая грудь рвалась вперёд и вперёд, а руки распростёрлись в напряжённом и нетерпеливом объятии, обращённом к Смерти, и лишь для неё одной сияли глаза плясуньи.

— Сто баксов, за обе — сто восемьдесят, — сказал продавец масок.

Пребывая в безопасности внутри изумрудного Totentanz, я плыл сквозь ротический [59] Ротические согласные — плавные согласные, орфографически традиционно обозначаемые символами, производными от греческой буквы «ро». грохот Базы: звук, с которым одежда тёрлась о тела людей; колокольный звон, предшествующий объявлениям; потёртые униформы багажных носильщиков; дети-попрошайки, выклянчивающие не монеты, но новости с Земли — сладкие кусочки жизни на родине, которые можно было бы унести в какую-нибудь лачугу и там как следует обдумать с сосредоточенностью извращенца.

Наш эскорт, разумеется, непростительно опоздал, чего, как я предположил, стоило ожидать, раз уж человек, пославший встречающих, называет себя Безумным Королём, но от того, что ожидания мои оправдались, реальность не сделалась менее раздражающей. Какой смысл рассказывать в подробностях о часах, потраченных на ожидание? В шесть часов вечера прозвучал клаксон, и вся База хлынула на одну сторону — «Сколько миль до Вавилона?» передавали через публичную антенну, со всей возможной чёткостью, подходите все, подходите ближе. Сядьте рядом, прижмитесь друг к другу, Веспертина снова в беде, и от этого всех нас переполняет жизнь. Я увидел Вайолет Эль-Хашем, древнюю мою корабельную подругу, устроившуюся в кресле, чтобы можно было наблюдать за плутонцами, собирающимися возле радио, впервые увидеть аудиторию во плоти. Серия была старая — не то повтор, не то на этой самой далёкой из внешних планет её ещё не слышали. Или, быть может, студия устроила так, чтобы она смогла испытать этот момент посреди холода и увидеть, как в толпе передают друг другу пластиковые стаканчики с сидром. Я ощутил причудливый, нежеланный укол тоски по Вайолет; я отбросил это чувство, словно старый носовой платок.

Мадам Брасс, акула в женском облике, неспособная даже на миг сдержаться, замереть и ничего не делать, спрашивала у каждого прохожего, который оказывался слишком медлительным, чтобы удрать от неё: «Нам надо в Сетебос-холл, туда ведут какие-нибудь дороги, общественный транспорт? В котором часу прекращают ездить поезда?» Я оставил её в покое. Сам-то преуспел в ничегонеделании. Это, можно сказать, моё хобби. Но она не испытывала никакого удовлетворения, созерцая парад плутонцев в масках. Мужчина в сморщенной, чудовищной, кроваво-красной маске вепря покачал головой и вскинул руки. «Не спрашивайте — а ещё лучше, не ходите туда». Медная баута с подбородком как утюг и обледеневшей треуголкой из рассечённых гранатов взмолилась: «Никто не идёт туда, если его не вызвали. Если вас не вызвали, благодарите звёзды и не лезьте на рожон». Женщина в моретте цвета тёмного вина с нарисованными небесными кругами, с таким милым телом, что его очертания виднелись и под пухлым зимним костюмом, даже перекрестилась.