Рафаэль Лафферти - Лучшее [Сборник фантастических рассказов]

— Вы уверены, что так можно дозвониться?

— Конечно, не уверена, — ответила леди. — Но если ты, дружок, знаешь способ получше, делай по-своему.

Кит Фокс выложил игральными костями на траве нужный номер.

— Что теперь? — спросил он.

— Теперь разговаривай.

— Вот этот мешок из оленьей кожи — телефон?

— Давай, попробуй. Бросай монету с барсуком.

Кит Фокс бросил в мешок монету с барсуком.

— Алло-алло, — сказал он.

— Да, алло, — ответила леди. — Ты позвонил мне. Ты хотел День — я День, я тебя ждала. Поверь, я нетерпелива и очень быстро устаю ждать.

— Не думаю, что это переговорный пункт, — хмыкнул Кит Фокс.

— А как еще я заставила бы парней бросать монеты в мой кожаный мешок? — спросила леди. — Ну, давай, любовничек, иди сюда, мы весело проведем время.

Леди была фигуристая и в целом очень милая. Кит Фокс откуда-то ее знал.

— Кто ты? — спросил он.

— В дни соломы я твоя жена, — ответила она. — Но сегодня день травы. Они случаются редко, но сколько же в них веселья!

— Дни травы, дни соломы, — сказал Кит Фокс и заключил даму в объятия. — А как насчет дней меда?

— Медовые дни? Они особенные. Мы верим, что они будут приходить чаще, если сражаться лучше. В них еще больше сока, чем в днях травы. Сейчас мы устроим себе такой день.

Они устроили себе медовый день (как, впрочем, и вся нация), который длился и длился. День-Огонь (именно так звали даму в живописных лохмотьях, жену Кита Фокса в дни соломы) купила костяную свистульку с перьями орла и насвистывала веселые мелодии. В сопровождении шумящий толпы Кит Фокс и День-Огонь покинули город и вступили в волны зеленой буйволиной и голубой жераровой травы. Поджигали все сухое на своем пути, и за ними стелился черно-синий дым. Но земля у них под ногами не горела: для этого она была слишком зеленая.

Мужчины оседлали коней, вооружились копьями и отправились биться с бизонами, поскольку кто-то принес известие, что животные, освоив новое для себя оружие, готовятся к нападению. Битва была жаркой, кровь хлестала из зияющих ран ручьями. Много бойцов погибло с той и с другой стороны.

Чудак Буйвол пал в том бою. Этот огромный человек умер с воплем восторга и счастья.

— Да уж, Чудак ты Буйвол, — вздохнул один из бизонов. — Настоящий был человек.

Когда земля стала слишком влажной от крови, битву завершили, чтобы продолжить в следующий день травы. Или один из следующих. Безусловно, кровавое сражение — отличное занятие, но кто захочет тратить на него целый день? Есть и другие развлечения.

Кит Фокс, День-Огонь и некоторые другие поднялись повыше на холмы. Там текла река, самая быстрая и самая шумная река в мире.

— Эй, потише, — сказала ей День-Огонь. — Ты поешь не ту мелодию.

И великая река затихла. День-Огонь просвистела мелодию. И река снова зашумела, точно повторяя мотив. Эту великую реку называли Тополиный Поток.

Генри Барабан сопроводил мелодию своим ритмом. Потом хлынул дождь. Все танцевали танец дождя и насквозь промокли. Потом вышло солнце, и все танцевали танец солнца, пока оно не высушило их одежду и не опалило кожу. Тогда они начали танцевать танец облаков. Пришла антилопа, принесла себя в жертву и подарила им пир. Они сплясали танец антилопы. Станцевали танец ямы, танец огня, танец змеи и танец пепла — пепел орешника по вкусу сочетается с жареной антилопой гораздо лучше, чем простая соль. Отплясали танец еды. Потом (спустя некоторое время) танец землетрясения. Потом танец грома и танец горы.

Довольно жутко, подойдя к подножию горы, увидеть огромный просвет между нею и землей! Камни и осколки скал, летящие вниз, поубивали кучу народа. А с вершины рухнуло переломанное, окровавленное и обезглавленное тело.

Хелен Хайтауэр — то есть, конечно же, живописная День-Огонь — завопила:

— Голова! Голова! Голову забыли!

Послышалось грозное грохотание, гора раздраженно содрогнулась, и через секунду вниз упала окровавленная голова. Она разбилась о землю, как тыква.

— Так часто бывает, — сказала День-Огонь. — Забывают сбросить голову, так что приходится напоминать.

Падение обезглавленного тела и головы говорило о том, что на горе стало на одного пророка или одного воина меньше. А значит, у кого-то из людей появилась возможность занять его место и обрести славную смерть.

Несколько мужчин попытались подняться наверх разными способами. Сооружали башни из камней, чтобы забраться по ним, подпрыгивали высоко в воздух, стараясь ухватиться за свисающие с подножия горы корни, бросали копья с привязанными к ним лианами, в надежде, что они закрепятся в основании горы. Все это они проделывали в солнечный день, и все краски вокруг были такие яркие, что больно смотреть. Многие мужчины попадали вниз, не достигнув цели, но одному все-таки удалось взобраться наверх. Всегда найдется тот, кто способен подняться, чтобы бороться, если для него есть местечко.

И тот, кто поднялся, был… нет, нет, еще рано произносить его имя!

Странная все-таки эта история. Все идет не так, как должно быть.

Таково определение, которое дает Webster's Collegiate. Впрочем, в «Вебстере» вряд ли способны признать, что не знают значения того или иного слова или фразы. А это как раз такой случай.

Есть периоды, дни, часы, минуты, о которых не могут помнить все. Они попросту не учитываются в совокупности проходящего времени. Лишь с помощью самых изощренных методов можно обнаружить эти временные интервалы.

Кроме четырех всем известных в году есть дополнительные сезоны. Никто не знает, куда их вписать, для них попросту нет места; и никто не помнит осознанно, что проживал этот сезон, что был в нем. Тем не менее, у таких сезонов есть имена, избежавшие забвения. Имя одного из них — бабье лето. Или индейское лето.

(«Почему у индейцев не может быть своего собственного лета в летний сезон, как у всех нас?» — вопрошает высокий голос, в котором звучат нотки раздражения. Никаких повышенных тонов — это просто высокий голос.)

Впрочем, отставим лирическое отступление. Вернемся к этой теме позже.

Кристофер Фокс шел по улице города. Вокруг — тишь да гладь. Впрочем, было что-то неправильное в этом общем благолепии.

Мир, очищенный, отмытый и натертый до блеска. Чисто выбритый, аккуратно постриженный и причесанный. Гладкий и сладкий. Ага, возможно, неправильность заключалась в последней характеристике, если только в совершенстве может быть что-то неправильное. Все звуки и цвета приглушенные (признанные наилучшими для здоровья нервной системы). На мгновение Кристоферу захотелось увидеть кричащий цвет, услышать оглушающий звук. Но он тут же подавил это желание. В конце концов, он женат на Хелен Хайтауэр, а ее частенько критикуют за экзальтированность и чрезмерную яркость.