Анна Пейчева - Государыня for real [litres]

Тащить со дна затонувший вагон — дело монотонное и тяжелое, в тишине же и вовсе невыполнимое. Бурлацких песен Николай Константинович не знал, а ведь как бы сейчас пригодились! В голове крутились лишь особо навязчивые композиции голографической певицы Беты, но в качестве саундтрека к трудовому подвигу они не подходили — слишком замысловаты.

Вот и приходилось экс-императору импровизировать, на ходу сочинять утешительные речи, подбадривать миссионеров — грязных, мокрых, истощенных, с кровоточащими ладонями. Руководитель экспедиции и сам каждый день впрягался в самодельную лебедку, сооруженную из автомобильных тросов, рычагов подвески и запасных колес грузовиков. Потому что больше было некому.

Всех студентов до единого Николай Константинович отослал из Долины вулканов сразу после нападения сармовчан на магнитную стену. Современная молодежь, избалованная всеобщей терпимостью и уважением друг к другу, оказалась совершенно не готова к первобытной агрессии жителей деревни. После четвертого июля, дня диверсии, в рядах студентов вскипела паника. До сих пор любые бытовые трудности — тоска по блинам из «Омелы», молчащие гаджеты, навязчивое желание принять нормальный горячий душ, — переносились ребятами легко и непринужденно. Пожалуй, им даже нравилось играть в пещерную жизнь. Но только до тех пор, пока они не столкнулись с безжалостными законами доисторического мира, где самое изящное научное достижение ничего не стоило по сравнению с дикой силой, косностью и непоколебимой уверенностью узколобых неандертальцев в своей правоте. Внезапно домотканые одежды и лапти сармовчан перестали казаться смешными; они стали попросту страшными.

После того, как первый шок после затопления вагонов прошел, студенты разбились на два лагеря. Самую многочисленную, трусливую группу представляли робкие физики и стеснительные биологи, привыкшие иметь дело с динамическим хаосом и волчьим лыком, но не с суровыми деревенскими мужиками. Ребята попрятались по фурам и заперлись там.

Между тем, студенты инженерного, химического, юридического факультетов буквально за несколько часов сколотили отряд возмездия, который втайне от Николая Константиновича возглавил неугомонный Алексей. Наиболее решительные молодые люди и барышни замыслили нанести сармовчанам ответный удар. Уже разрабатывался план атаки на деревню с применением изысканного химического оружия на основе разных автомобильных жидкостей. Пока инженеры придумывали защитные щиты и каски для членов отряда, молодые юристы планировали судебную защиту от будущих исков сармовчан.

К счастью, Софи вовремя рассказала отцу о готовящейся диверсии. Николай Константинович не мог допустить междоусобицы. Так же как и все, он был преисполнен гнева и отчаяния, но не имел права подчиняться эмоциям. «Гражданская война — последнее, что нужно сейчас империи», — вздохнул он, подзывая к себе министра спорта Телегина. На следующее утро полтысячи юных интеллигентов-пехотинцев выдвинулись в Иркутск. Телегин бодро покрикивал: «Веселее, господа, веселее! Объявляю тотализатор! Делаем ставки на однокашников, кто быстрее придет к финишу! Физикам и биологам даем фору! Играем на княженику!»

В Долине вулканов остались пятеро: сам Николай Константинович, его дочь Софи, глава Академии наук Мустафа Блюментрост, унылый инженер Савельев, который отказался бросить буровую установку, и Алексей, упросивший руководителя экспедиции дать ему второй шанс.

Софи, конечно, освободили от всей этой возни с вагонами, несмотря на ее возмущение и желание трудиться наравне с мужчинами. Николай Константинович категорически заявил, что пусть дочь подаст на него в суд за дискриминацию, если пожелает, но надорваться он ей не позволит.

Геолог Савельев, в свою очередь, даже и не просился на берег. Остался на платформе сторожить буровую установку и предрекать экспедиции всевозможные несчастья.

Восстановление магнитной стены легло на плечи троих: самого Николая Константиновича, Мустафы и Алексея. За полтора месяца, ценой немыслимых усилий и многочисленных травм разной степени тяжести, им удалось извлечь из озера все двенадцать вагонов. Но время утекало так же стремительно, как и вода из окон поездов. Строительство магнита нужно было начинать с нуля, а до назначенной даты оставался 91 день. Миссионеры понимали, что физически не смогут монтировать по два, а то и три вагона в день. Но, как сказал Мустафа, «время — штука относительная, так что о нем думать?» И экспедиция продолжала работу.

Николай Константинович сменил на лебедке Мустафу. Глава Академии наук рухнул на землю прямо тут же, в метре от приятеля.

Чувствуя, как дрожат колени и ломит грудь, экс-император начал с усилием, маленькими шажками, переставлять ноги по истоптанному кругу, будто ломовая лошадь, к которой прицепили борону. В тридцати метрах от себя он видел согнутую спину Алексея, отвечавшего за подъем противоположного конца вагона. Тросы со скрипом наматывались на катушки-колеса, серая крыша поезда потихоньку вздымалась из воды, как спина Лох-несского чудовища, и Николай Константинович, чтобы не заплакать от тяжести и боли, продолжил рассказ про своего кумира:

— А известно ли вам, господа… известно ли вам… что Петр Александр…ксандрович Фрезе… изобрел эл… электромоб… электромобиль, — выдавил он наконец, делая еще один шажок, — изобрел он его в тысяча восемьсот… девяносто девятом году… Прогрессивно… Слишком прогрессивно для… своего времени… Уфф-ффу… Никто… ни один чиновник… не поддержал… Не было тогда… Не было у них Мелиссы… Она лучше всех… лучше всех понимает важность… важность новинок… Вакуумку ведь она пробила… Да, господа, помните?.. Билась за вакуумку… со всеми… Без Мелиссы не было бы… не было бы у нас сейчас этих вагонов… Электромобиль она бы тоже приняла… Он был хорош… Тридцать семь… и четыре десятых… километра в час… скорость он развивал. Уфф… Как хорошая лошадь… Кстати о лошадях… — Сквозь пот, застилавший глаза, он заметил дочь, подходившую к берегу со стороны леса. — Софи… Как там наши… кони…

— С коняшками-то все хорошо, папа, — голос дочери звучал обеспокоенно, — пасутся, лоснятся, что им сделается. А вот вы тут, как я погляжу, на последнем издыхании.

Алексей буркнул издалека что-то неразборчивое. За последние недели он растерял весь свой веселый флер. Стараясь оградить будущего тестя и хрупкого академика от самых трудных работ, выкладывался на двести, триста процентов. На шутки сил у него уже не оставалось.

— Ничего… — прохрипел Николай Константинович. — Ничего, детка… Еще чуть-чуть… Уфф… Совсем немного осталось.

Вагон и правда наполовину показался над гладкой поверхностью озера.