Ларри Нивен - Мошка в зенице Господней [litres]

Адмирал Кутузов что-то пробормотал.

– Простите? – прошептал Хорват.

– Спросите о гардемаринах, – многозначительно произнес адмирал.

Хорват собрался с духом.

– Есть какие-нибудь новости о наших гардемаринах?

В голосе мошкиты прозвучала тоскливая нотка:

– Откуда им быть, Энтони? Они погибли, пытаясь войти в атмосферу: спасательные шлюпки сгорели дотла. Мы отправляли вам снимки – разве вы не получили их?

– Я их не видел, – ответил Хорват – и не солгал. Проклятый адмирал не верил ничему! Неужто Кутузов считает, что парней взяли в плен и теперь пытают, чтобы получить информацию? – Простите, но мне приказали спросить.

– Мы понимаем. Люди так заботятся о молодых Принимающих Решения! Впрочем, как и мы. У наших рас столько общего! Приятно было побеседовать с вами, Энтони. Надеемся, мы скоро увидимся!

Внезапно прозвучал тревожный сигнал. Адмирал Кутузов насупился и помрачнел. Спустя несколько секунд до Хорвата донесся голос старшины:

– Корабельные шлюпки закреплены, сэр! Мы готовы к отправлению.

Мошкита, очевидно, тоже все услышала, потому что сразу же затараторила:

– Подаренный корабль сможет догнать вас, если ваше ускорение не превысит… – последовала пауза, – …три ваших g, – сказала мошкита и умолкла.

Хорват вопросительно взглянул на адмирала. Тот напряженно думал о чем-то и слегка кивнул.

– Наше ускорение составит полтора g, – отрапортовал Хорват.

– Тогда наши подарки будут у вас через пять часов, – резюмировала мошкита.

Экраны вспыхнули, и микрофон Хорвата отключился.

– Мне сообщили, что какой-то корабль покинул Мошку-1 и направился к точке Олдерсона с ускорением в одну целую семьдесят четыре сотых g, – проскрипел Кутузов. – Это две стандартные силы тяжести Мошки. Будьте любезны, попросите у них объяснений, – властным тоном добавил адмирал.

Хорват повернулся к мошките, и его экран снова «ожил». Старательно подбирая слова, чтобы случайно не обидеть собеседника, он передал вопрос Кутузова и напоследок произнес:

– Вам об этом известно?

– Конечно, – ответила мошкита. – Хозяева отправили наших послов в Империю для встречи с вами. Их трое, и мы просим доставить их в столицу Империи, где они будут представлять нашу расу. У них есть полномочия вести переговоры на столь высоком уровне.

Кутузов втянул ноздрями воздух. Его лицо побагровело от гнева, и Хорвату показалось, что адмирал сейчас заорет, но он лишь тихо произнес:

– Скажите им, что мы сейчас все обсудим. Капитан Михайлов, ускорение по готовности!

– Так точно, сэр.

– Нам пора, – обратился Хорват к мошките. – Я… мы… должны обсудить вопрос о послах. Это для нас неожиданность… Я надеялся, что вы полетите сами. А может, послом стала хоть одна из наших финч’клик?

– Времени хватит для любых необходимых обсуждений, – заверила мошкита. – Что касается вашего вопроса, то ни один посол мошкитов не отождествляется с каким-либо определенным человеком – ведь они должны представлять нашу расу в целом. Надеюсь, вы меня понимаете, Энтони? В общем, нашим послам единогласно дано право заключать любые соглашения от имени мошкитов. А насчет вируса не волнуйтесь: послы не покинут корабль, пока вы не убедитесь, что они не представляют опасности для вашего здоровья… – По «Ленину» разнесся громкий вой сирены. – Прощайте, Энтони. Передайте наилучшие пожелания всем остальным. И возвращайтесь поскорее.

Прозвучал последний предупредительный сигнал, и «Ленин» начал полет. Некоторое время Хорват молча смотрел на темный экран, а присутствующие удивленно перешептывались за его спиной.

Линкор Его Императорского Величества «Ленин» оказался загружен под завязку, на борту яблоку негде упасть: сюда переместились ученые и команда «Макартура». Члены экипажа довольствовались одним гамаком на двух-трех человек, десантники спали в коридорах, а офицеры теснились по трое в каютах, предназначенных для одного. Вдобавок на ангарной палубе разместили спасенные с «Макартура» артефакты мошкитов, которые Кутузов требовал держать в вакууме, под постоянной охраной и с периодическими осмотрами. На борту не осталось места, где могла бы собраться вся команда.

«Ленину» надлежало оставаться в полной боевой готовности до тех пор, пока он не покинет систему Мошки, даже во время похоронной службы, проведенной Дэвидом Харди и священником с «Ленина» Джорджем Алексисом. Для обоих это было довольно необычно, хотя на военных космических судах часто проводились подобные обряды. Облачившись в черную епитрахиль и повернувшись к требнику, который один из рядовых держал перед ним открытым, Дэвид Харди подумал, что, вероятно, проводил больше отпеваний, чем обычных церковных собраний.

По кораблю пронесся трубный звук.

– Экипаж, вольно! – негромко скомандовал главный боцман.

– Даруй им вечный покой, Господи! – пропел Харди.

– И пусть пребудет над ними Свет Вечный, – отозвался Алексис.

На мгновение воцарилась тишина.

– Я есмь Воскресение и Жизнь, рек Господь. Верующий в Меня, если и умрет, оживет, и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек.

Слова молитвы знал всякий, кто служил в военно-космическом флоте.

Служба продолжалась. Экипаж отвечал с боевых постов, и по кораблю разносился негромкий хор голосов.

– И услышал я голос с небес, говорящий мне: «Отныне блаженны мертвые, умирающие в Господе. Ей, успокоятся от трудов своих».

«Успокоятся, – мысленно повторил Род и содрогнулся. – Я видел десятки погибших кораблей, и множество людей под моим командованием забиралось за сотни парсеков от дома. Почему же я думаю именно о “Макартуре”». Он глубоко вздохнул, но стеснение в груди не исчезало.

Огни на борту «Ленина» потускнели, и спустя секунду включилась запись хора Имперского военного оркестра. Хор исполнял псалом, к которому присоединились и члены экипажа.

– Тот день, день гнева, в золе развеет земное. Свидетелями Давид с Сивиллой…

«Сивилла? – подумал Род. – Господи, что за древность?»

Пение мужских голосов продолжалось и завершилось славословием.

«А верю ли я?.. – задумался Род. – Харди верит, и это написано у него на лице. И Келли, готовый спасти своих друзей любой ценой, даже если для этого ему придется вышвыривать их в открытый космос через торпедный аппарат, тоже верит. Почему я не такой, как они? Но я ведь тоже верю, только по-своему… Я всегда верил, что во Вселенной должен быть какой-то смысл… А Бери? Он – иной веры, но служба захватила и его. Интересно, о чем он сейчас думает?»

Гораций Бери не отводил взгляда от торпедного аппарата. Четыре тела и отрезанная голова! Голова десантника, которую «домовые» использовали для своего троянского коня. Бери не мог забыть этого жуткого зрелища, когда экипаж «Макартура» спешно эвакуировали. В его памяти навсегда запечатлелось все: и стальные коридоры, и облака тумана, и квадратные челюсти, и широкие вялые рты и блестящие мертвые глаза мошкитов.