Джек Вэнс - Златокожая девушка и другие рассказы

Бо поспешно пересек площадь, где не меньше дюжины джиков стояли у доходившей им до груди стойки и поглощали взбитую соль. Уолдо на мгновение задержался, озираясь по сторонам. Расталкивая джиков, Бо обратил на себя его внимание. Уолдо снова погнался за ним, но при этом наткнулся на стойку и опрокинул ее. Бо со всех ног припустил прочь, а джики гурьбой набросились на Уолдо и принялись колотить его тупыми вторичными выростами конечностей, обильно поливая обидчика телесной смолой.

На сцене появилась Алиса в сопровождении двух полицейских – те направили на джиков яркие красные фонари, что заставило тех застыть в неподвижности.

Уолдо прополз по площади на четвереньках и опустил голову – его вырвало.

«Несчастный Уолдо!» – пробормотала Алиса.

«Предоставьте его нам, мадемуазель, – посоветовал ей капрал. – Мы зададим ему пару вопросов, а потом я вызову такси. Кто этот господин?»

Алиса сообщила имя и адрес Уолдо.

«И как он умудрился влипнуть в эту историю?»

Алиса объяснила происходившее – в меру своего понимания событий.

«Вы знакомы с хулиганом в зеленых брюках? Может быть, ваш спутник его знает?»

«Нет, не знакома. Все это в высшей степени странно!»

«Что ж, благодарю вас, мадемуазель. Пойдемте, я вызову такси».

«А что будет с беднягой Уолдо?»

«С ним все будет в порядке. Мы отвезем его в диспансер, там его почистят. Завтра он будет как новенький».

Алиса все еще колебалась: «Не хотела бы оставлять его одного – но мне лучше вернуться домой. Завтра много неотложных дел».

Бо даже не подумал об Эрнанде; он шагал по Параду в необычно лихорадочном, диком состоянии, которого сам не понимал. Зачем он это сделал? Не то, чтобы он сожалел о своей жестокой шутке – напротив, он надеялся, что телесная смола забрызгала и девушку в придачу.

Вернувшись к себе в Фулчок, он вспомнил наконец об Эрнанде. Ее в квартире не было – Бо и не ожидал, что она придет, и даже не хотел, чтобы она приходила. Он хотел чего-то недостижимого, чего-то неописуемого.

Он хотел рыжеволосую девушку – и впервые в жизни его влечение сводилось не к стремлению подчинить себе женщину, а к восхищению и привязанности, к желанию радикально изменить образ жизни – каким образом? Он затруднялся себе представить.

Бо бросился на кровать и впал в состояние сонного оцепенения.

Серовато-голубой рассвет разбудил Бо Хислдайна. Застонав, он перевернулся на другой бок и сел.

Взглянув на себя в зеркало, Бо увидел угрюмое лицо с выступающим подбородком под копной спутанных светлых кудряшек – зрелище, не вызвавшее у него ни раздражения, ни радости. Бо Хислдайн всего лишь смотрел на себя, Бо Хислдайна.

Бо принял душ, выпил кружку горького боярышникового чаю и задумался.

«Почему нет?» – подзуживал себя Бо. Чем он хуже кого-нибудь другого? Что за вопрос! Он лучше большинства! Не мытьем, так катаньем – он мог ею овладеть, сделать ее своей. Побуждения вчерашнего вечера уже превращались в смутные тени – Бо был человеком практичным.

Космические доки? Шлифовальный аппарат? Все это растаяло, как весенний снег.

Бо тщательно оделся – он выбрал серые брюки с белыми лампасами, темно-синюю блузу, темно-красный шейный платок и мягкую серую кепку, надвинутую на лоб. Снова рассмотрев себя в зеркало, Бо с удивлением обнаружил, что ему понравилось такое изменение внешности. Теперь он выглядел не столь тяжеловесным и словно стал моложе – может быть потому, что его охватило необычное возбуждение.

Он снял платок и расстегнул воротник блузы. Результат опять ему понравился: по его мнению, теперь в его внешности появился оттенок небрежной беззаботности, скрашивающий агрессивность нижней челюсти и скул. Как насчет плотных светлых кудрей, нависших над ушами и придававших ему – опять же, на его взгляд – мрачноватый, слегка угрожающий вид? Бо нахлобучил кепку и вышел из квартиры.

В ближайшем салоне парикмахер подстриг его непокорные кудри и придал оставшимся волосам оттенок потемнее. Теперь Бо выглядел по-другому. Лучше ли? Трудно было сказать.

Он проехал в подземке до озера Верле в Эльмхерсте и поспешил к Академии по ползущему тротуару.

Теперь Бо передвигался осторожно – он еще никогда не посещал Академию. Бо прошел под Вселенскими воротами и остановился, глядя на студенческий городок. Огромные вязы дремали в бледных рассветных лучах; за ними возвышались корпуса, посвященные различным научным дисциплинам. Мимо проходили непрерывным потоком студенты – юноши и девушки из провинций и с далеких планет, изредка – небожители из Поднебесной Гавани и патрицианских пригородов, многие – из рабочих северных районов.

Учебный день только начинался. Бо задал несколько вопросов, и его направили к центральной посадочной площадке аэротакси; здесь, прислонившись спиной к стене, он приготовился ждать – возможно, ждать пришлось бы долго.

Прошел час. Нахмурившись, Бо пролистал выброшенный каким-то студентом журнал, поражаясь тому, что кому-то приходило в голову печатать подобную ерунду.

Из неба спустилось такси, на площадку вышла Алиса. Бо выронил журнал и стал пристально наблюдать за ней, как ястреб за мышью. На девушке были черная куртка, серая юбка и черные гольфы почти до колен; у нее на талии висел электронный планшет для ввода заметок. Несколько секунд она стояла, глядя по сторонам – бдительно, настороженно; ее губы кривились в полуулыбке.

Бо наклонился вперед, словно желая окутать ее жарким покровом своей воли. Он изучал ее пядь за пядью, запоминая все характеристики. Тело: гибкое, изящное; чудесные стройные ноги. Волнистые волосы, блестящие, как расчесанная медь. Лицо: спокойное, пронизанное – чем? Радостью? Веселостью? Оптимизмом? Воздух вокруг девушки дрожал от ее присутствия.

Бо Хислдайна раздражала ее самоуверенность. В том-то и дело! В ее самодовольстве! В ее дерзости! Она считает себя лучше обычных людей, потому что ее отец – командор О.З.И… Бо пришлось признать, однако, что это было не так. Он предпочел бы, чтоб это было так. Но ее самодостаточность была врожденным, а не приобретенным свойством. Бо завидовал ей: в его уме появился проблеск понимания своих побуждений. Он хотел быть таким, как она: беззаботно-умудренным, спокойным, величественно прекрасным. Внутренняя сила космополитки была такова, что теперь ему не пришло бы в голову сравнивать себя ни с кем другим. Да! Алису нельзя было обвинить в самодовольстве или дерзости. Напротив, тщеславие или даже гордость были ей неведомы. Она была самой собой; она сознавала свой ум, свою красоту и свою добропорядочность – больше ничего не требовалось.

Бо поджал губы. Она обязана признать его равноправным партнером. Она должна распознать в нем силу, неукротимое мужество.