Джек Вэнс - Шато д'Иф и другие повести

«Прекрасно! – отозвался Берк. – Я хотел бы знать, когда меня выпишут».

Физиономия психиатра привычно изобразила вопросительное, ни к чему не обязывающее выражение, которым он встречал вопросы такого рода: «Вас выпишут тогда, когда у нас не останется никаких сомнений в вашей нормальности. Честно говоря, господин Берк, ваш случай приводит меня в замешательство».

«Вы не убеждены в том, что я нормален?»

«Ха-ха! Мы не можем делать скоропалительные выводы на основе одних впечатлений! Некоторые из наших пациентов, подверженных приступам очевидного безумия, бóльшую часть времени выглядят обезоруживающе нормальными. Я не имею в виду вас, конечно – хотя у вас все еще наблюдаются некоторые довольно-таки странные симптомы».

«А именно?»

Психиатр рассмеялся: «Я не могу раскрывать профессиональные тайны. Возможно, я не слишком удачно выразился. Может быть, это не следует называть „симптомами“». Врач помолчал, выбирая слова, после чего сказал: «Позволю себе выразиться откровенно. Почему вы часто и подолгу изучаете свое отражение в зеркале?»

Берк болезненно усмехнулся: «Надо полагать, мне нравится любоваться собой».

Психиатр покачал головой: «Сомневаюсь. Почему вы внезапно хватаете воздух у себя над головой? Что вы ожидаете найти в воздухе?»

Берк задумчиво погладил подбородок: «Судя по всему, санитары замечают, что я занимаюсь йогой».

«Вот как! – психиатр поднялся на ноги. – Что ж, посмотрим, посмотрим».

«Одну минуту, доктор, – остановил его Берк. – Вы мне не верите, вы считаете, что я притворяюсь или хитроумно уклоняюсь от вопросов – так или иначе, вы все еще считаете меня параноиком. Позвольте задать вам вопрос. Вы считаете себя материалистом?»

«Я не придаю значения метафизическим вероисповеданиям, в том числе… По существу, никаким вообще. Я сумел ответить на ваш вопрос?»

«Не совсем. Меня интересует вот что: допускаете ли вы возможность существования событий или переживаний, выходящих, скажем так, за рамки повседневного жизненного опыта?»

«Допускаю, – настороженно отозвался доктор Корнберг. – В определенных пределах».

«И человека, пережившего такие события или такой опыт, можно было бы, на первый взгляд, считать сумасшедшим?»

«Да, разумеется, – ответил Корнберг. – Тем не менее, если бы вы сообщили мне, что недавно видели голубого жирафа или самокат, играющий на губной гармошке, я бы вам не поверил».

«Нет, потому что это было бы абсурдным искажением действительности, – Берк неуверенно замолчал и решил больше не обсуждать эту тему. – Давайте больше не будем об этом говорить, хотя бы потому, что я хотел бы, чтобы меня как можно скорее выписали из лечебницы. Но мои поступки, подмеченные санитарами – разглядывание зеркала, ощупывание воздуха – объясняются обстоятельствами, которые я рассматриваю как… весьма достопримечательные».

Корнберг рассмеялся: «Вы очень осторожно выражаетесь».

«Само собой. Я нахожусь в сумасшедшем доме и говорю с психиатром, который и так уже считает меня больным».

Корнберг неожиданно поднялся на ноги: «Мне пора заканчивать обход».

После этого разговора Берк старательно удерживался от изучения своего отражения в зеркале и перестал ощупывать воздух над плечами. Через неделю его выпустили из лечебницы. Никто не предъявлял ему больше никаких обвинений, он снова стал свободным человеком.

Прощаясь, доктор Корнберг пожал ему руку: «Мне было бы интересно узнать, о каких „достопримечательных обстоятельствах“ вы упомянули».

«Мне тоже было бы интересно это узнать, – отозвался Берк, – и теперь я намерен провести расследование этих обстоятельств. Возможно, меня скоро привезут обратно к вам в лечебницу».

Корнберг укоризненно покачал головой. Маргарет взяла Берка за руку и отвела его к своей машине. Там она с энтузиазмом обняла и поцеловала его: «Тебя выпустили! Ты свободен, ты нормален, ты…»

«Остался без работы, – сказал Берк. – А теперь я хотел бы увидеться с Тарбертом. Немедленно».

Лицо Маргарет, безошибочно отражавшее ее эмоции, неодобрительно омрачилось. Она произнесла с очевидно притворным легкомыслием: «А, не беспокойся о Тарберте. Он занят своими делами».

«Мне нужно видеть Ральфа Тарберта».

Маргарет ответила неуверенно, с запинками: «Ты не думаешь, что… Наверное, нам лучше поехать куда-нибудь в другое место».

Берк язвительно усмехнулся. Очевидно, кто-то посоветовал Маргарет – а может быть, она и сама так решила – делать все возможное для того, чтобы Берк держался подальше от Тарберта.

«Маргарет, – тихо сказал Берк. – ты играешь с огнем, не понимая, почему он горит. Мне нужно встретиться с Тарбертом».

Маргарет в отчаянии воскликнула: «Я не хочу, чтобы вы снова занимались экспериментами! Что, если ты… опять перевозбудишься?»

«Если я не смогу встретиться с Тарбертом, это вызовет у меня еще большее возбуждение. Пожалуйста, Маргарет. Сегодня я все объясню».

«Но дело не только в тебе! – Маргарет готова была расплакаться. – Дело в Тарберте. Он изменился! Раньше он был таким… ну, скажем, цивилизованным человеком, а теперь он – какой-то ожесточенный варвар. Правда, Пол, я его боюсь. Мне кажется, у него самые недобрые намерения!»

«Уверен, что это не так. Мне нужно с ним встретиться».

«Ты обещал объяснить мне, каким образом ты запутался во всей этой ужасной истории».

«Обещал, – Берк глубоко вздохнул. – Я хотел бы, однако, чтобы ты как можно дольше оставалась в полном неведении. Но я обещал и… Поедем к Тарберту. Где он?»

«В той же мастерской „Электродайн“. Он там поселился, когда тебя увезли. Он ведет себя очень странно».

«Это не удивительно, – заметил Берк. – Если все это не игра воображения – если я не сошел с ума на самом деле…»

«Ты в этом не уверен?»

«Нет, – признался Берк. – Но Тарберт должен знать. Надеюсь, я не сошел с ума. Чрезвычайно обрадовался бы, если бы узнал, что я спятил – это было бы просто замечательно».

На лице Маргарет отразились шок и замешательство; тем не менее, она больше не спорила.

Они медленно выехали на дорогу, ведущую в Легхорн. Нежелание Маргарет посещать мастерскую становилось все более очевидным. Берк и сам начинал подумывать о причинах, по которым встреча с Тарбертом могла бы оказаться нежелательной. Перед его внутренним взором мелькали трескучие голубые разряды, в ушах звучали какие-то пронзительные присвисты, какой-то глухой стук. Глухой удар, за ним рычание: «Гхырр – гхырр – гхырр»… Он уже все это слышал – на Иксаксе. Или Иксакс тоже был галлюцинацией, и он потерял рассудок? Берк тревожно тряс головой. Вся эта история была сплошным безумием! Побуждаемый какой-то дикой фантазией, он подверг беднягу Тарберта пытке в самодельном аппарате – и, несомненно, почти прикончил физика. Теперь общение с Тарбертом могло стать затруднительным, даже весьма неприятным… У Берка пропало всякое желание говорить с Тарбертом. Чем ближе они подъезжали к корпусам компании «Электродайн», тем сильнее он сопротивлялся намерению навестить Тарберта, тем громче раздавалось рычание у него в ушах: «Гхырр – гхырр – гхырр!» Прерывистое мерцание становилось все ярче, перед глазами проплывали видения: расцветающие темные пятна различных оттенков, что-то отвратительно напоминающее утопленницу, плывущую в зеленовато-черных глубинах океана с распущенными в воде длинными, бледными волосами… Он видел воскообразные водоросли, покрытые разноцветными звездами, как алтей – полуоткрытыми бутонами. Он видел чан, заполненный шевелящейся вермишелью волокон, вытягивающихся из булькающего сине-зеленого стекла… Берк резко вздохнул и протер глаза тыльной стороной ладони.