Джек Вэнс - Шато д'Иф и другие повести

Белсон спокойно перевел взгляд на старика. «Чепуха!» – махнул рукой тот.

«Кто здесь упомянул о том, что убийство было совершено на рассвете?» – напомнил Джарвис.

«Ошибка!»

«Ошибка? Неужели?»

«Действительно, Финч, – обратился к старику Белсон. – Каким образом вы узнали, когда именно имело место хищение?»

«Догадка, предположение – разумный вывод».

Белсон повернулся к Гильдигу, тупо стоявшему и разглядывавшему обрубок своей руки: «Ступайте в клинику, Гильдиг, вам сделают новую руку. Скажите им, что заплатит Белизариус».

«Слушаюсь», – пошатываясь, Гильдиг поспешил удалиться.

«Ты, Ноэль, – продолжал Бенсон. – Отправляйся в систему Ахернара, в Пасатьемпо, и жди дальнейших указаний в кабаке „Вакханалия“».

«Будет сделано!»

«Тиксон…»

«Меня зовут капитан Парди, господин Белсон».

«В данный момент мне не требуются ваши услуги, но я буду иметь в виду ваши выдающиеся способности».

«Благодарю вас, сударь, всего хорошего», – Тиксон удалился.

«Конрад, нужно отвезти посылку в город Суданаполис на Земле – подождите меня в номере RS на втором этаже».

«Хорошо, подожду вас там», – Конрад повернулся и вышел в коридор.

«Джарвис!»

«Да, Белсон».

«Я еще поговорю с вами сегодня. Встретимся в вестибюле гостиницы».

«Как вам будет угодно», – Джарвис тоже повернулся и направился к выходу из приемной. Он успел услышать, как Белсон тихо сказал старику: «А теперь, Финч, мы займемся тобой…»

Джарвис плотно закрыл за собой дверь – дальнейшие слова и звуки не донеслись до его ушей.

Семь месяцев Джеймса Кийта подвергали ряду искусных и сложных хирургических операций – его достаточно работоспособное тело было во многих отношениях модифицировано: «форсировано», как выражались в особом отделе ЦРУ.

Глядя в зеркало, он видел лицо, знакомое только по выданным фотографиям: темное, хищное и грубое – в прямом смысле слова варварское. Волосы, которым он позволил отрасти, смазали растительным маслом, украсили нитями золотой фольги и заплели в уложенные короной косы. Зубы заменили протезами из нержавеющей стали. В мочки ушей вставили пару амулетов из слоновой кости, выполнявших гораздо более существенные функции, нежели мистические или декоративные. Нити из фольги в прическе служили многослойными аккумуляторами, заряд которых поддерживался термоэлектрическим эффектом. Зубные протезы шифровали, сжимали, передавали, принимали, расширяли и расшифровывали почти неуловимые датчиками радиочастотные сообщения. Амулеты из поддельной слоновой кости были стереофоническими радарами, не только позволявшими Кийту видеть в темноте, но и предупреждавшими за долю секунды о приближении пули, стрелы или дубинки. Ногти, покрытые сплавом меди и серебра, внутренне соединили с аккумуляторами в прическе. Еще одна электрическая цепь служила заземлением, защищавшим Кийта от удара электрическим током, что позволяло ему применять электрический разряд в качестве одного из самых эффективных средств нападения и защиты. Были предусмотрены и более очевидные усовершенствования; другие, потайные, внедрили в его плоть.

Пока он смотрел в зеркало, два молчаливых техника намотали ему на голову тюрбан из узкой ленты – «даршбу» – и облачили его в длинный белый халат. Кийт больше не мог узнать свое отражение. Он повернулся к стоявшему поодаль и наблюдавшему за процедурой Карлу Себастьяни – низкорослому худощавому человеку, бледному, как пергамент, с суровым скуластым лицом и казавшимся хрупким черепом. Себастьяни занимал должность, официальное наименование каковой, «помощник заместителя директора», мало соответствовала фактическому объему его полномочий – так же, как мнимая хрупкость телосложения мало соответствовала его фактической выносливости.

«Через некоторое время роль Тамбы Нгаси станет вашей второй натурой, – сказал Себастьяни. – Возможно, даже первой натурой. В последнем случае вы станете бесполезны, и вас вернут на базу».

Кийт не высказывал никаких замечаний. Он приподнял руки, ощущая напряжение новых соединений и контактных схем. Сжимая правый кулак, он пронаблюдал за тем, как три металлических шипа выступили из костяшек его пальцев. Повернув вверх левую ладонь, он почувствовал инфракрасное излучение лица Себастьяни.

«Меня зовут Джеймс Кийт. Я буду играть роль Тамбы Нгаси, но никогда не стану Тамбой Нгаси».

Себастьяни холодно усмехнулся: «Лицо – почти непреодолимый символ, накладывающий отпечаток на личность человека. Так или иначе, у вас не будет времени на самоанализ… Поднимитесь со мной в управление».

Помощники сняли с Кийта белый халат; он последовал за Себастьяни в управление помощника директора, состоявшее из трех помещений – спокойных, прохладных и элегантных, как сам Себастьяни. Кийт устроился в глубоком мягком кресле; Себастьяни скользнул в кресло за столом и пробежался пальцами по клавишам. На экране появилась крупномасштабная карта Африки: «По всей видимости, начинается новый этап, и мы хотели бы использовать это обстоятельство». Он прикоснулся к еще одной клавише – засветился зеленым цветом небольшой прямоугольный участок горного массива Мавритании: «Это Лахади. Феджо – яркая точка на побережье залива Табакунди». Себастьяни покосился на Кийта: «Вы помните о плавучих пусковых установках для межконтинентальных баллистических ракет?»

«Смутно припоминаю новости примерно двадцатилетней давности. Помню запуски».

Себастьяни кивнул: «В 1963 году. Пустая затея. Эти ракеты – „Титаны“ – к тому времени уже устарели, пусковые установки обходились слишком дорого, техобслуживание – сплошная головная боль. Месяц тому назад их списали и продали японской фирме, занимающейся переработкой утиля – боеголовки, разумеется, никому не продавали. На прошлой неделе Адуи Шгаве, премьер-министр Лахади, купил эти установки – по всей видимости, не консультируясь ни с Россией, ни с Китаем и не заручившись их одобрением этой сделки».

Себастьяни ввел с клавиатуры какие-то коды – экран мигнул и затуманился. «Все еще не вполне освоенный процесс, – критически заметил Себастьяни. – Изображение регистрируется посредством осаждения атомов на светочувствительном кристалле. Камера эффективно, хотя и причудливо, замаскирована в виде комнатной мухи». На экране вспыхивали красные и золотистые блестки: «Примеси – инженеры называют их инородными молекулами». Камера сфокусировалась – на экране появился конференц-зал под высоким куполом, ярко озаренный рассеянным солнечным светом.

«Новая архитектура, – ехидно обронил Себастьяни. – Помесь зимбабвийской хижины, декораций из „Доктора Калигари“ и московского Большого театра».