Андрей Геращенко - Пронзая время

— Князь Львов с тобой злодейство замышлял?

— Нет, ваш он, — во рту начали крошиться зубы, — держал его подле дорогим аманатом, чтобы думали, что не только крестьяне-лапотники против нас воюют, но и именитые князья… Казнили мы его потом… Черноярского воеводу тоже казнили… дабы не велел палить из пушек…

— Астраханью воровством завладел, лютой смерти предал Прозоровских князя Ивана и князя Михаила!

— Они получили по заслугам, — в голове слышался гул, и я чувствовал, как она раскалывается пополам и водяная струйка пробивает меня насквозь.

Обречённо закрываю глаза и вижу волны кровавого, бунтующего моря. Слышу их плеск — волны бьют в лицо. Шёпот ветра в камышах… Или то татарские копья? Я прислушиваюсь к далёкому копейному гулу. «Астрахань! АСТРАХАНЬ!» — приносит ветер многотысячные голоса. Слышу треск пламени — всё же опалила моя шуба обидчика! Я улыбаюсь. Вновь шумят волны…

Мы сидели под Астраханью и ждали вестей из города — готовились к встрече с братьями Прозоровскими. Посылали в город своих лазутчиков. Каждый день к нам со свежими вестями текли перебежчики. Прозоровский-старший был напуган после того, как получил известие о разгроме князя Львова под Чёрным Яром и теперь торопился: чинил стены, углублял рвы, призывал стрельцов оборонять город от воров Стеньки Разина. Но больше надеялся на каменный кремль, недаром Астрахань считалась неприступной крепостью: шесть ворот, десять башен. За каменным кремлём — Белый город со стенами в десять сажень и толщиной в четыре. За Белым городом третья крепостная стена — земляной вал с деревянными стенами.

Я сидел в шёлковом турецком шатре, захваченном ещё в Фарабате. Розовая перегородка, за которой раньше скрывалась моя княжна Юлдус, исчезла — никакого следа на земле не оставила моя красавица, только боль в моём сердце. Тёмно-вишнёвое вино, словно литой свинец, тяжело лежит в золотой чарке. Полог шатра откинут, и внутри гуляет лёгкий, свежий воздух — пахнет степью. Рядом с входом о чём-то с тихим смехом переговаривается моя доверенная охрана. Слышен конский топот. Три всадника — определяю я. Охрана молча их пропускает. Появляются Василий Лавренёв-Ус, Фёдор Шелудяк и низкорослый стрелец с угрюмым взглядом серых глаз.

— Здорово, атаман! — приветствуют есаулы.

Шелудяк кивает на невысокого стрельца:

— Вот, Степан Тимофеевич, перебежчик к тебе!

— Как звать тебя, молодец?

— Иван, Петров сын, — угрюмо отвечает стрелец, но в глазах вспыхивает огонь — он радостно и возбуждённо смотрит на меня.

Я протягиваю ему чарку с вином:

— На-ко, Иван, Петров сын, отведай атаманского вина.

Стрелец лихо опрокидывает чарку. Фёдор смеётся:

— Здоров ты пить, Иван, Петров сын!

— Садись, — я киваю ему на подушки. — Какие вести привёз?

Стрелец не садится:

— Опасается тебя воевода Прозоровский.

— Правильно делает! — смеюсь я.

— Расставил на стенах пушки, определил к ним пушечный запас, назначил стрельцов, чтобы за всё отвечали. Каждый день со своим немчином и братом Михаилом ходят по стенам — проверяют.

— Пусть проверяют.

— Приказал завалить камнями все городские ворота изнутри, чтобы никто не посмел их отворить твоим людям, батюшка!

— Придётся не через красный ход войти, — Василий Ус задумчиво покрутил свои пушистые чёрные усы.

— Митрополит Иосиф помог воеводе стрельцам жалование выплатить.

— Вот как?! — хмурюсь я. Задобрит воевода стрельцов, не взять нам города. — И что ж теперь стрельцы?

— Недовольных осталось много, — говорит стрелец. — В городе ходят твои грамотки, люди их читают и говорят: «Когда же наш батюшка придёт, поквитается с нашими обидчиками?!» По городу шастают боярские служки — чуть что, хватают и волокут в Приказную избу, бьют батогами, кидают в яму! — стрелец неожиданно скинул с себя кафтан и показал обнажённую, исчёрканную вздувшимися, лиловыми полосами спину. — Вот, батюшка, батогами попотчевали за то, что хранил твоё письмо! — стрелец вдруг улыбнулся и признался: — Письмо твоё хранил, да кто-то донёс сотнику — ещё дёшево отделался!

Я обнял стрельца:

— Ничего, Иван, Петров сын, скоро мы за всё спросим со всех обидчиков! Значит, ждут нас люди?!

— Да, заждались уж!

— Василий, определи его в сотню, да найди ему лекаря — пусть отец Феодосий его посмотрит. И ещё, — я подмигнул своим атаманам, — в ворота соваться нам нечего, так что скажите казакам, чтобы вязали лестницы. И ещё! — мой голос стал злым. — Вокруг сады. Посадские жалуются, что казаки рубят деревья, трясут яблоки. Зовут нас, ждут, кормят оглоедов! Они такие же, как и вы… Прознаю про то ещё раз — посажу виновных в реку! Так и передайте казакам!

Вновь заговорил беглый стрелец:

— Вчера митрополит крестный ход устроил с хоругвями, образами святыми, вторил молитвы возле ворот, кропил их святой водой.

— Всё одно то воеводе не поможет! — рассмеялся Василий. — Бог теперича тож на нашей стороне — на реке стоят струги патриарха Никона и царевича.

Это была моя хитрость — мол, поднялись не только казаки и голь перекатная, но и высшее духовенство, и даже государёв сын. Похожего, со слов других, на патриарха Никона монаха я держал на струге в украшенной золотом ризе. То же сделал и с царевичем — выбрал на его роль молодого татарина, сына мурзы, и посадил на струг, переодев казаков в рындиков с золотыми топориками и украсил струг алым бархатом и золотом. Охране и доверенным людям наказал никого близко к стругам не подпускать.

— Воевода — не дурак, затопил солончаки с восточной стороны — теперь болото подходит до самых стен Земляного города. Здесь он нас опередил стены теперь не взять.

— Это ему Бутлер посоветовал, — отозвался стрелец.

— Ничего, основной удар нанесём через виноградники и сады. Они скроют людей и со стен ничего не увидят. Пойдём ночью к южной стене — там нас будут ждать, помогут перелезть через стены. Василий, ты возьмёшь Гаврилова и Ивана Ляха — пошумите возле Вознесенских ворот, попугайте воеводу — пусть он думает, что мы на штурм идём…

Так и случилось — Ус шумел возле вознесенских ворот и воевода с перепугу стянул туда все свои силы. Я же с большей частью казаков и стрельцов проник в южную часть города через сады — со стен уже были спущены для казаков лестницы и верёвки. За стенами ждали люди, чтобы указать ближний путь по городу к Вознесенским воротам, чтобы успеть придти на помощь Василию. Быстро взяли Белый город — лишь пару раз пальнули пушки да пошумели тезики-купцы. Казаки вмиг захватили стены. Вниз полетели те, кто оказывал сопротивление, а основная масса стрельцов переходила на сторону казаков. Уже близко Вознесенские ворота, со стороны которых раздаются крики. Иноземные капитаны Бутлер и Бейли пытаются отбить атаку Василия Уса, а мы в это время бьём их в спину. Сопротивление гаснет. Быстро разбирают камни у ворот, которые трещат и, наконец, распахиваются. Конные и пешие казаки с гиканьем и свистом врываются в город.