Отто Мюльберг - Где-то в Конце Времен. Кинороман

– И какой он? – пискнула Полли.

– Большой.

– И папэ его слышал?

– Конечно. Мы все четверо.

Адепт подтолкнул к нам тележку с печенюшками и молоком, махнул хвостом, мол, налетайте, разговор будет долгим.

– Гюнтер всегда был редкостным мерзавцем. В самом что ни на есть прямом смысле, Вилли. На закон ему было наплевать, ограничения он терпеть не мог, смысла в государственной власти попросту не видел. В любом другом случае закончить бы ему свои дни где-нибудь в исправительном учреждении, но судьба распорядилась иначе. Фон Бадендорфы – вполне состоятельное семейство, и могли себе позволить дать ребенку пристойное образование под руководством чутких педагогов. Хоть вылечить у Гюнтера врожденную социопатию окончательно так и не сумели.

– Не замечал в нем человеконенавистнических ноток.

– Он их вылечил вместе с бешеным немецким акцентом. Кстати, любовь к безбашенным отрывам у тебя от него. Он конечно в юности отслужил в армии пару лет и получил диплом, но потом разочаровался в стабильности. Мда… Окончательно решил, что обыденная жизнь слишком скучна, и ударился во все тяжкие.

– Так-таки и во все?

– Тебе и не снилось, малыш. В одиночку объездил половину земного шара с документами и без, кем только не подрабатывал, причем регулярно влезал в сомнительные ситуации, водил самые предосудительные знакомства и, как результат, нередко конкретно попадал. Выкручивался благодаря интуиции и несколько нездоровой паранойе, но несколько дырок в нем добрые земляне все же понаделали.

– Знала я таких. В тридцать уже законченный мачо, вроде ничего не делает, а денег куча. Я с такими старалась не контачить, это не люди, а ходячая головная боль. Чуть зазеваешься, оттрахают и тебя, и твой мозг, – подумала вслух Полина.

– О, да-а… С Гюнтером посторонние люди старались не связываться, – усмехнулся каким-то своим личным воспоминаниям Илай, – а еще твой папэ был неисправимым романтиком, везунчиком и умницей. Читать любил, например, не меньше, чем женщин. Ни то, ни другое, к слову, не прошло, как у многих, с началом компьютерной эры. И в один ужасный для человечества день, в состоянии легкого алкогольного опьянения Гюнтер сформулировал для самого себя тезис, которого продолжает придерживаться и по сей день: «Я настолько крут и независим, что могу себе позволить делать добрые дела». А как человек с амбициями и привыкший мыслить масштабно, он впервые задумался, что конкретно по пунктам его не устраивает в окружающем мире. Подумал-подумал, взял и записал на бумажке.

– И многое не устраивало?

– Проще сказать, что нас устраивало к тому моменту, Виллечка. Спроси, вон, Полину, как там жилось.

– И вы решили спереть планету…

– Не сразу, мой мальчик, не сразу.

– Вы вообще нормальные были? Как можно всерьез решить, что ты можешь украсть не миллион из банка, а всю планету? – Нерешительно помотала головой Полли, потому что результат был налицо.

– О-о, в своих силах ни я, ни Гюнтер никогда не сомневались, хотя большинство современников отнеслись бы к такому предложению один в один, как ты, Полина. Хотя сама-то не пробовала даже миллион из банка, прости, спереть. Мне кажется, что бесконечная вера в себя – лучшая из религий и непременное качество настоящего адепта, хотя наукой это и не доказано. Ты откуда и какого года рождения, девочка?

– Из Белоруссии, тысяча девятьсот девяностого.

– Милое время. Тебе уже стукнуло двадцать, когда у нас пошла цепная реакция. Мы тогда ставили на социальные движения, так что сначала всплыла теория Глобального Гуманизма, государства без государственного строя, партия беспартийных и религия без бога в одном флаконе. Эх, как мы оба были относительно молоды! И сроду нетерпеливы. Нам сразу показалось, что по частям менять стереотипные схемы человеческого поведения слишком долго. Помню, мы за часа полтора составили на скорую руку проект, как устроить революционный переход при жизни одного поколения и наименее энергозатратно. И, заметьте, без единой жертвы! Этот пункт был принципиальным бзиком у Гюнтера, а мне просто понравился.

Адепт Илай не торопясь заправился молоком прямо из пакета и задумчиво счавкал штук пять печенек.

– Ну и понеслась. Глобальная цель была ясна, оставались мелочи, а их мы решали за счет человеческих багов. Инертность народных масс? Прекрасно! Коррумпированное правительство? Просто замечательно! На горизонте финансовые аппетиты мега-корпораций и религиозные радикалы? Это вообще как подарок на День Рождения!

– Фига себе мелочи. И чего в этом прекрасного? – Полина явно не догоняла.

– То, что все это работало по старым и усложненным схемам, которые очень легко перенаправить. На самом деле проблема-то была всего одна – как заставить людей самих сделать все то, что нам было нужно. Такая задачка по зубам даже мелкому аферисту, а мы с Гюнтером давно уже работали только по-крупному и уже несколько лет, как с группой нам подобных психов.

Илай с гротескной радостью потер руки и явно перешел к самому занимательному этапу истории.

– В принципе был небольшой шанс, что через год-другой план был бы неминуемо забыт, как тысячи таких же утопий, но случилось то, что случилось. На нашу наживку клюнул сам Левиафан. Нас тогда сидело за столом четверо, вот всех четверых и накрыло. Кощей стал в каком-то смысле бессмертным, я смог править Договоры, вот этот чувак, – Илай ткнул в высокого брюнета в форме, – получил тысячу рук, а вот этот индивидуум стал невидимкой. Вот такие у Левиафана интересные дары, имейте ввиду. По одной штуке на руки в порядке общей очереди.

– Да кто он такой-то, этот Левиафан ваш, расскажите уже! – Взорвалась Полина.

– Тору или, на худой конец, Библию читала? – Поднял брови Илай.

– Не-а. Я мало читала, времени не было.

– Врешь ты все. Желания не было, а не времени.

Полина надулась.

– Это не демон из сериала, девочка, и не фиг обижаться. Мы на таких вот обидах у вас из кармана целый мир увели. О чем это я? А… По Торе Левиафан – первый из созданных богом живых существ на Земле. Зверь с большой буквы, чешуя, когти, бесконечная мощь, дрессировке не поддается, в неволе не размножается. В конце времен будет заколот, ободран, выпотрошен и подан в жареном виде к столу праведников, восседающих в шатрах из его же шкуры. Кошерность не обсуждается. Прямо упоминается в Книге Йова. Косвенно еще в паре мест. Это если не копать. Если копать, то рыба, которая спасла Йону от подводных врат Шеола, тоже вроде была Левиафаном, хотя это и открытый вопрос. Некоторые евреи называют его любимой игрушкой Творца и Концом Всех Сомнений. Но все это – теория.

– А практика? – Я попытался направить рассказ в более понятное русло.