Яна Завацкая - Перезагрузка

– Многого ты добился?

– Они… меня… заставляли, – Мертвец с трудом выдавливал из себя каждое слово, – я мог… заставить слушаться. Без оружия. А меня… тоже заставляли работать на них… били Кита шокером…

– Кит – это он? – Иволга потрогала умирающую опухоль-человека на груди Мертвеца.

– Боль… у нас была одна… потом я понял… что могу и их подчинить… Я их подчинил… стал сильным… никто не смел…

– На силу всегда найдется другая, еще сильнее, – негромко ответила Иволга, – эх ты… что же ты так.

– Я.. умираю? – с детским удивлением спросил Мертвец. И умер. Иволга наклонилась, закрыла ему глаза. Повернулась к нам.

– Роки, распорядись, чтобы труп забрали к нам, я хочу его исследовать. Это очень важно. Маус, за мной.

Дом уже был зачищен. Мы спустились вниз. Мимо нас Есь и Конь пронесли искалеченное тело Мерлина, завернутое в штору. Его несли осторожно, как будто он был вовсе не мертв, а только ранен.

Дана выскочила на крыльцо, увидела меня, бросилась, обняла. Я прижала ее к себе.

– Иди, детка, присядь вон туда, где остальные. У меня еще тут работа есть, а потом мы пойдем домой.

Дружок был распластан на полу, и сразу ясно, почему – слева бедренный сустав был будто срезан, чисто, как пилой. Видно, из гауссовки палили, там у пули такая энергия, что и сразу руку оторвать может. Голый торс и лицо были перемазаны кровью, а штаны до колена спущены.

Мотя несколько раз с силой пнул бандита по ребрам.

– Стой, – тихо сказал бледный Ворон. Подошел ближе, держа раненую руку на перевязи. Наклонился над пленным.

– Спрашиваю в последний раз: где оружие?

Пленный тихо заматерился. Мотя поднял резиновую дубинку – которой, как видно, дружка только что лупасили.

– Мало получил, сволочь?

– Нет, – Ворон левой рукой остановил бойца, – бесполезно. Подожди.

Он поставил ботинок на бедро пленного, рядом с раной. Тихонько нажал. Дружок заорал так оглушительно, что у меня уши заложило. В коридоре что-то звякнуло, я перехватила ствол и выглянула осторожно. Нет, никого. Я выглядывала немного дольше, чем это требовалось. Крик стих. Я перевела дыхание. Ворон наклонился.

– Ну? Хорошо подумал?

– Во дворе… сарайка там, – хрипел дружок, – там под сеном люк…

Ворон повернулся к Роки, кивнул. Тот кивнул в ответ и быстро вышел.

– Ладно, – Ворон продолжал допрос, – с этим понятно, если не врешь. Дети. Что вы делали с детьми?

Дружок молчал. Ворон ткнул носком в рану – я заранее сморщилась, ожидая крика. Хотелось заткнуть уши. На этот раз дружок кричал недолго, перейдя на оханье и стоны.

– Говори, – велел Ворон.

– Я не виноват, – прохрипел пленный, – это не я.

– В чем не виноват?

– Это запас был. Так Мертвец приказал. Ну и другие там, кто командовал… я ни при чем.

– Запас чего? – отчетливо спросил Ворон.

– Еды. Мяса. Зима же.

Тут мне плохо стало уже от другого – я поняла смысл того, что говорил пленный. Чуть не стошнило. Как же вовремя мы атаковали Мертвеца… как хорошо, что Мерлин спас детей. Дану спас.

Мотя не выдержал, хлестнул пленного дубинкой – по ребрам, животу, по ране… тот закричал и забился. Ворон молчал, не останавливая бойца. Мотя остановился сам.

– Я не виноват, – прошептал пленный.

Не виноват, как же… можно подумать, и не ел человечинку. Мягкую, косточки детские, наверное, хрупкие, легко перекусывать. Я посмотрела в лицо Ворона – оно совершенно застыло. Как маска. Ворон быстро выхватил левой рукой «Удав», короткий выстрел в голову – и пленный замер навсегда.

Такое ощущение, что Ворон сам с собой боролся – иначе замучил бы дружка, повесил на проволоке или еще что-нибудь, а ведь этот рядовой, наверное, и в самом деле не так уж виноват. Главные-то уже мертвы или ушли. Вот и пальнул, чтобы не было искушения.

– Пошли, – Ворон шагнул к выходу, – операция закончена, оружие нашли. Возвращаемся на базу.

Мерлина похоронили с почестями, дали отдельный залп. Положили в отдельную могилу. Ворон рассказал перед строем, какой подвиг совершил Мерлин. У нас, к сожалению, не было ни одной его фотографии. Поэтому над могилой просто поставили большой камень, и на него Иволга налепила красную звездочку, вырезанную из пластмассы.

Кроме Мерлина, при штурме погибших было всего двое и еще несколько раненых. На этот раз у нас все обошлось хорошо. Взяли неплохую добычу, а главное – освободили детей. Там были и четверо детей Чингиза, и другие – не наши, у некоторых нашлись родители, а еще пятеро детей от восьми до двенадцати лет остались жить в Танке. И Дана, конечно, тоже – вместе со мной. Их пристроили к делу. Среди наших бойцов оказалась бывшая учительница, она стала заниматься с детьми по школьной программе, мой Север с ними занимался, и Иволга тоже вела уроки. Дети убирали снег, дежурили по кухне, кто постарше – изучали и военное дело.

Мы тоже весь день были заняты – то в патруль, то хозяйством занимаемся, то тренируемся. Я стала ходить на лекции к Иволге по РХБ-защите. Во время этих лекций Иволга рассказывала не только про разные виды оружия массового поражения, и как от них защищаться. Хотя про это тоже. Она и про биологию многое говорила, биолог же. И не только про биологию. Иногда мы засиживались после лекции подолгу, и трепались обо всем – она рассказывала, как люди раньше жили (а наши, кто постарше, ее дополняли или спорили), как вообще-то надо было бы жить.

– Богатых и бедных не должно быть, – говорила она, – вообще это ненормально, когда вот Завод кому-то принадлежит, и кто-то с него прибыль в частные руки получает. Прибыль – это хорошо, но она должна принадлежать обществу. Общество должно ее так распределить, чтобы накормить всех детей, да и взрослых тоже, ну и какую-то часть пустить на строительство, на развитие производства.

– А как общество решать будет? – спросил Мотя с какой-то издевкой, как мне показалось, – поди выберет каких-нибудь чиновников, а они еще хуже окажутся, чем эти хозяева.

– Куда уж хуже-то, – буркнула Чума.

– Это наша проблема, – кивнула Иволга, – смотреть, чтобы эти выборные люди сами нам на шею не сели. Если что – сменять.

– Это ты нам про коммунизм рассказываешь, – вставил из угла Бес, – плавали, знаем. Я постарше тебя буду… сам коммунизм помню плохо, конечно, но родители говорили. Ничего хорошего!

Иволга усмехнулась.

– Ваше время прошло, Бес. Прошлое – это прошлое. Те, кто его изучали – ошибки учтут, второй раз на те же грабли не наступят. А нам теперь предстоит новое строить. И исходить при этом из реальности, а не твоих расплывчатых представлений о том, что когда-то там было. Эти ребята уже не знают, что там когда было. Да и что ты им расскажешь? Про репрессии, да? Или, может, про очереди за дефицитной колбасой?

Бес потерянно смотрел на нее.