Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

Я только растерянно хлопала ресницами, силясь выдавить из себя улыбку да ещё не свалиться с ног от выражений Вертерских восторгов. Наконец женщина осведомилась, как поживает моя мама, и, не дожидаясь ответа, рассказала: работала она некогда медсестрой в той же самой больнице, в том же самом отделении, что и моя мама, дежурили они в одной смене, сдружились очень.

― А потом мой благоверный унаследовал от отца своего землю, и мы переехали жить в Латвию, ― подытожила она. ― А тебя я в последний раз видела пятилетней! Ох, каким ты была ангелочком!

― Так вы ― жена Юстаса?

― Да, ― кивнула женщина, не заметив звучавшего в моём голосе удивления. Она не была подходящей парой старику: лет пятидесяти, крепкая, лишь чуточку полноватая, с очень приятным румяным лицом и красивыми вьющимися волосами.

Тут Вертер всё-таки добился своего ― прыгнул на меня с разбегу, впечатав в забор, за что был строго выруган хозяйкой и отослан прочь. Щенок, поскуливая, поплёлся к матери, являвшей собою всё то же воплощение вселенского безразличия.

― Не хочу отнимать у вас много времени, ― сказала я, пытаясь отклонить пригласительный жест. ― Мне бы только задать один вопрос вашему мужу…

― Он вернётся завтра! ― огорошила меня собеседница. ― Вообще, мы тут не живём, у нас домик поскромнее, а сюда я прихожу прибраться, за собачками посмотреть, ну и ночую иногда, когда нет постояльцев. Так что тебе повезло, что вообще кого-то застала! А ты сюда на машине приехала?

Услышав, что нет, женщина рассмеялась и сообщила: раньше утра из деревни всё равно не выбраться! Я была столь неосмотрительной, что даже не поинтересовалась, во сколько уходит последний автобус. А он ушёл полчаса назад. Приглашение на ночлег пришлось принять.

Потом меня отпаивали чаем с пирожками и расспрашивали о нашей с мамой жизни. Узнав всё, что её интересовало, Анна (они с мамой оказались тёзками) пустилась в экскурс по своему прошлому, вспоминала дни юности и работу в больнице, и понемногу рассказала мне всю свою биографию, от рождения и по сей день. Я слушала с интересом ― её живая, эмоциональная речь хорошо отвлекала от собственных воспоминаний из не столь далёкого прошлого, пережитого именно здесь.

Как я и предполагала, с Шиманским Анну познакомила моя мама, а Анна познакомила Шиманского со своим мужем, то есть с Юстасом. Мужчины подружились благодаря общему хобби ― они оба любят охоту. И, как это часто бывает, женщины, замотанные повседневными хлопотами, свели общение на нет, стоило лишь одной из них переехать в соседнюю страну, а вот мужчины продолжали поддерживать связь и даже время от времени выбирались вместе поохотиться.

― Так значит, Шиманский у вас ― частый гость? ― спросила я.

― Не очень, ― пожала плечами Анна, ― ну, раз в год приезжает.

― А с кем из его родственников вы ещё знакомы?

― Да ни с кем, в общем, ― ответила она, немного поразмыслив. ― Понаслышке только.

― Хотя… нет ― вру! ― объявила Анна через пару мгновений. ― Племянник Петра как-то нас навещал, но он был проездом, и заглянул буквально на пару минут. Красивый такой парень!

У меня дыхание перехватило от радости.

― Уж не шатен ли с голубыми глазами? ― спросила я, пытаясь не выказывать волнения.

― Да-да! Яркие-яркие голубые глаза, и голос очень приятный. Я ещё подумала, что они ну ничем с Петром не похожи!

― Матеуш! ― выдохнула я, будто заклинание. ― А у вас нет номера его телефона?

― Нет, ― ответила женщина, глядя на меня с любопытством. ― Говорю же ― мы лишь однажды виделись.

― Ясно, ― протянула я.

― А зачем он тебе?

― Да так, ― я старалась звучать и выглядеть безразлично. ― Есть у меня один вопрос, ответ на который лишь ему одному и известен.

Анна посмотрела на меня, как на сумасшедшую, но больше допытываться не стала.

Спать мы отправились за полночь. Для ночлега мне отвели ту же самую комнату (похоже, она считалась лучшей спальней в этом доме), и теперь я в точности знала, что такое де жа вю ― снова ворочалась с боку на бок в тех же самых стенах, в той же самой кровати. Жаль лишь, надежды, что вскоре тут возникнет тень прекрасного Матеуша, ― было очень немного.

Ночь шумела листвой, ветер пел что-то странное, то ли грустное, то ли ― беспокойное, его песня напоминала течение едва оправившейся от полноводья реки. И я невольно вспомнила: наше ночное свидание, Анджея, его бережные объятия. Что ж, от всего от этого я отказалась ради собственной правоты, ради собственных амбиций. И теперь мне нужен был Матеуш! Мне было позарез необходимо найти того хладнокровного, всё давным-давно просчитавшего красавца! Любой ценой. На сей раз ― действительно ЛЮБОЙ, пусть даже ценой чьей-то (и пусть даже не моей!) жизни.

Матеуш. Это имя стало спасением. Теперь я благодарила небеса не за спасённого некогда и в ряды полубогов записанного сиротку Анджея, а за нестёртую с лица земли жизнь полукровки, так и не обретшего всех желаемых им благ. Я знала, что найду его. И что он мне не откажет. Потому что, наверное, он ― единственный, угадавший во мне истинную суть. И он ― единственный, способный и готовый воплотить мои желания в жизнь. А богоподобный Анджей пускай нянчится со своими благородными принципами, что отдают повадками служителя «грин пис».

Где-то спустя часа три, ближе к рассвету, я закрыла глаза и почти уснула, и мне пригрезилось озеро, подзамёрзшее у кромки, а его непокрытый ещё снегом берег устилали пожухшие листья. Я сидела на краю деревянного мостка. Холодный ветер дул в спину, тёмная вода клубила над собою промозглый туман, небо сгущалось в тяжкий балдахин, насаженный на голые древесные ветви. Следовало бы поискать укрытия от ночи и холода, а мне хорошо было, как никогда. И не потому, что я не чувствовала проникавшей под одежду сырости, и не потому, что радовал меня дождливый небосклон, а потому лишь, что я была одна здесь, в этом холоде, в этой осени, ― одна во всём огромном и столь тесном мире, единственная.

Проснулась я от громких звуков, доносившихся с улицы. Кажется, кто-то не жалеючи хлопнул калиткой, а потом и входной дверью. Я приоткрыла один глаз ― часы едва успели двинуть стрелкой за цифру пять. Да, усталость сильно меня разбила ― если бы не неведомый нарушитель покоя ― смотрела бы свой странный сон вплоть до самого полудня. Но стоило себе напомнить: я ― не дома, и это вовсе не неугомонные соседи снова будили всю округу ни свет, ни заря… Я велела себе разлепить вновь сомкнувшиеся ресницы и вспомнить, где нахожусь. И тут до меня дошло, что это, возможно, Юстас вернулся! Я подскочила с постели, спросонок не удержала равновесия и больно ударилась коленкой о прикроватную тумбочку (последнее взбодрило окончательно), впопыхах оделась, плеснула себе в лицо холодной водой, кое-как прошлась щёткой по волосам, и опрометью кинулась вниз.