Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

― Да ты бы тут хоть пальцем о палец ударил! ― упрекала мужа рассерженная Анна. ― Только и знаешь, как деньги считать! А сам даже лампочки тут не вкрутил! Собакам ― и тем ты не хозяин! Какую плату я тебе должна брать с этой девочки?! За ночлег?! Или ещё и чай с пирожками присчитать?! А может, и моё общество и болтовня ещё чего-нибудь стоят?! Скаред убогий!

Сбегая вниз, я стала свидетельницей сего неприятного разговора и поняла, что речь идёт обо мне и необходимости вывернуть карманы…

― Доброе утро! ― почти прокричала я.

Седовласый Юстас сидел за столом, а Анна, растрёпанная, раскрасневшаяся, стояла рядом с ним.

― Доброе утро! ― поздоровалась она, старик же только снисходительно кивнул.

― Мне нужно с вами поговорить, господин Юстас! ― объявила я так, будто угрожала его жизни. ― Выйдем ненадолго!

И, пока супруги переглядывались, я вышла на крыльцо, жадно вдыхая этот тёплый, зелёный, весенне-летний воздух. Хозяин дома появился в дверях:

― Чего? ― прозвучало не очень-то вежливо!

― Послушайте, Юстас, ― сказала я, заглядывая в блеклые глаза, ― за ночлег заплачу, сколько скажете, и ещё сверху ― если дадите мне номер Матеуша!

― Кого?!

Автобус нёсся с неприемлемой для его пассажирского звания скоростью. И эта спешка несказанно меня радовала.

Бедная, расстроенная неучтивостью своего супруга Анна уговаривала меня остаться на завтрак, но я задержалась лишь дабы принять пламенные приветы, адресованные всем общим знакомым, и толком причесаться. А до того я не выпросила и не выпытала, а буквально вытребовала у её мужа заветный телефонный номер. По видимому, разыскиваемый мною красавец не велел распространяться о себе, и Юстас ужасно боялся огласки. Тем было лучше ― было проще прижать этого сквалыгу к стене. Понадобилась лишь парочка «невинных» вопросов: а не возражает ли он, Юстас, чтобы профессору Шиманскому известно стало, по чьей вине их с крестницей обнаружили, когда, вроде бы, о месте их укрытия никто не должен был узнать, и какую именно сумму полубог с кошачьим выговором за это отстегнул? Последнюю крупицу неприступной спеси со старикашки сбил намёк, что, если профессор узнает о связи своего закадычного приятеля со своим лютым недругом, то и этот самый недруг (то есть красавец Матеуш) неминуемо узнает о ненадёжности своего «агента» (то есть достопочтенного Юстаса), ибо вряд ли Пётр Шиманский сдержится от звонка Матеушу с целью выражения своей глубочайшей неприязни. Почему бы мне тогда попросту не спросить интересующий меня номер у Петра Шиманского? А это, господин Юстас, совсем не ваше дело! Выбирайте: либо по рукам, либо я спешу к своему крёстному с весьма неприятным докладом. Юстас не на шутку испугался, и, судя по всему, испугался он именно возможного гнева Матеуша. Хотя, может быть, он просто побоялся лишиться дополнительного финансового дохода (думаю, Матеуш щедро «субсидировал» своего осведомителя).

Мне, кстати, недолгий постой и бесценная информация тоже влетели в копеечку ― денег осталось только на автобусные билеты; но не могла же я обещаться и не заплатить!

Что же, деньги ― это мелочь! Дело приходящее. И пустой кошелёк не омрачал моего счастья. Моего злорадного, упрямого ликования. Я чувствовала себя триумфатором, одержавшим победу мирового масштаба! Единственное, чего я очень-очень-очень боялась ― что у Матеуша сменился телефонный номер. А такое было вполне вероятным, даже логичным ― человек (ну, почти человек, почти божество) чего доброго, и впрямь пожелает сменить телефон после столь «богатой впечатлениями» поездки. Да. Но об этом я старалась не думать ― ведь, говорят, мысль материальна… Жаль, не успела я спросить у Анджея, каково его мнение насчёт сей теории!

Большую часть обратной дороги от Риги до Клайпеды я проспала, как убитая, без видений. До Паланги добралась на последнем автобусе, который чуть не прозевала. А на станции меня встретила разгневанная подруга.

― Ещё немного, и я бы обратилась в полицию! ― объявила она раздражённо.

― К тебе применялись противозаконные действия?

― Нет, она ещё шутить вздумала! ― возбухнула Вика. ― Что с твоим телефоном?! Я чуть с ума не сошла! С утра на звонки не отвечаешь!

Телефон оказался без признаков жизни ― видимо, я была настолько на автопилоте, что сама его и отключила, чтобы не мешал дремать. Весомых доводов в своё оправдание у меня не нашлось, и Вика объявила мне бойкот ― всю дорогу до дому она молчала, а потом забежала ненадолго в нашу комнату, переоделась, спрыснулась приличной порцией духов и удалилась, так и не проронив ни слова. Как загладить свою вину, я не знала, не знала также, коим образом заполучить обратно своё кольцо.

«А впрочем,» ― решила я ― «пускай колечко ещё покатается немного по городу. Да и Вика пускай пообижается ― некоторое время я буду избавлена от допросов с пристрастием, а заодно и от свидетелей… Итак, я одна, и прятаться от лишних ушей не нужно… Лучшего времени просто не найти!»

Пару минут я приводила в норму расшалившееся дыхание и пыталась унять дрожь в руках. А потом мысленно обратилась за помощью ко всем вышестоящим силам, взяла телефон и набрала иностранную комбинацию цифр. Послышались длинные гудки…

― Аллё? ― прервал их мелодичный, но очень сонный голос. Я и забыла о временной разнице ― если Матеуш сейчас в Америке, то мой звонок пришёлся на раннее утро!

― Матеуш, здравствуйте! Это Миланта. Простите, если разбудила!

Услышав меня, он быстро оживился:

― Ну надо же! Чем обязан?

― Мне необходима ваша помощь!

― Внимательно слушаю!

Спать не хотелось. Да и не уснула бы я, даже если и хотелось бы. И я направилась к морю. И было плевать, что уже темно и поздно! Оставаться в четырёх стенах, под этим низким потолком я больше не могла. Крутая, местами прогнившая лестница (всё же, неудивительно, что чердачная комнатёнка в этом доме всё время пустует!) была преодолена в два прыжка, и через тройку метров уже своей прохладой меня приветствовала короткая майская ночь. Обычно в выходные главная аллея города варится в собственном соку, подогретая теплом от накалённых за день тротуарных плит, душная от табачного дыма и запахов жареного, оглушённая какофонией уличной музыки и гулом сотни хмельных голосов. Мне же хотелось тишины и покоя, потому я избрала безлюдную, обходившую центр стороною тропку. Благодарение некоторым гениям за моё идеальное зрение, так как освещалась она одним лишь единственным лунным светом. Несколько минут торопливого шага, и ветер дыхнул глубинами разволновавшейся Балтики.

От чужеродной, неприсущей этому сезону глади не осталось и следа ― море пенилось, дыбилось, метало на берег быстрые, жадные гребни, пыталось до меня дотянуться, показывало истинное своё лицо, а я сидела на холодном песке и вспоминала недавний телефонный разговор.