Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

― С ума сошла?! ― окликнул возмущённый мамин голос. ― Сейчас же закрой окно! Холод собачий!

― И вовсе не холодно! ― буркнула я, хлопая оконной створкой. ― Весна на дворе!

Мама вдохнула поглубже, готовая читать мне нотацию, но её перебил звонок в дверь.

― О! ― воскликнула она. ― Вот и Петя!

Мама помчалась отпирать, а я высунулась во вновь открытое окно, пытаясь высмотреть Мерседес. По видимому, профессор шёл пешком. И очень быстро шёл, надо заметить, раз успел проскочить, пока я снегом любовалась. Бежал, что ли? Возможно, мне померещилось, но в стекле соседского автомобиля, припаркованного на углу дома, отразился тёмный контур иномарки Влада. Желая разглядеть его получше, я подалась вперёд слишком резко и чуть не вывалилась на улицу. Ловя равновесие, пришлось перевести взгляд на подоконник, и, естественно, когда я вновь посмотрела на соседскую машину ― никаких подозрительных отражений в её стёклах уже не наблюдалось. От предположения, пускай ничем и не подтверждённого, что крёстного к нашему дому подвозил Влад, моя голова принялась не в шутку кружиться.

― Привет! ― раздалось вслед за дверным скрипом. ― Простите за опоздание!

Обычная картина: профессор в аккуратной, под цвет пальто ― тёмно-серой шляпе, с букетом роз в одной руке, и с кондитерской картонкой ― в другой.

― Ничего страшного! ― просияла мама, принимая цветы. ― Главное, что ты всё-таки пришёл! Закрой окно! ― последнее уже адресовано мне.

― Как экзамен, студент? ― подмигнул профессор.

― Десятка, ― ответила я без энтузиазма.

― Молодец! Хвалю!

С этими словами Шиманский снял шляпу, пригладил редкие волосы и принялся расстёгивать пальто. Я, подобно мелкому воришке, впилась взглядом в его карманы. Вроде бы, в правом что-то блеснуло… Телефон?! Да, конечно, иначе и быть не может, ведь у пуловера, в который облачён наш гость, карманов не водится, а нагружать карманы брюк ― не в профессорской манере. Ура! Тот факт, что телефон Шиманского будет находиться в прихожей, без особого присмотра, всё очень упрощал.

Пётр Павлович ― не просто крёстный, он уже много лет безответно влюблён в мою маму; обо мне он заботится, как о родной дочери, и, кажется, до сих пор не теряет надежды, что однажды мы назовёмся настоящей семьёй. Интеллигентный, в меру упитанный человек среднего роста и возраста, с приятным округлым лицом и лучистыми серыми глазами. Он безумно рад любой возможности повидаться, а когда получает приглашение на ужин, то и вовсе светится, будто лампочка. Не было ли мне в тот вечер перед ним стыдно? Было! Чертовски стыдно! Но стыд не умалял желания снова увидеть Влада.

Ужин тянулся час. Шиманский рассказывал какие-то весёлые истории, но я почти ничего не слышала. К счастью, рассеянность внешне себя никак не проявляла, и мне даже удавалось хихикать в тему. Трудно сказать, о чём я думала. Пожалуй, ни о чём. Просто сидела и задыхалась волнением. Когда настало время чаепития, в голове пробило: «Пора!»

― Мам, давай уже опробуем новый сервиз? А то он так и простоит на полке до скончания дней.

― Хорошая идея! ― улыбнулась мама. ― Тащи его сюда!

Повод для отлучки был найден. Я покинула пределы кухни, заботливо прикрыв за собою дверь, и метнулась в прихожую. Рука бессовестно нырнула в профессорский карман, с ловкостью щипача выудила оттуда старенький мобильный. Миг, и я уже в маминой комнате, мысленно повторяю: «Только бы не застукали!» Пульс колотил в висках бешеной дробью, перед глазами всё плыло, руки тряслись… «Где же в этом аппарате список адресатов? Какой идиот придумал такое путанное меню?!» Благодарение небесам, что клавиатура была выставлена на тихий режим, иначе бы мне не удалось так бесцеремонно жать на все кнопки подряд… «Есть! Вот и телефонная книга! Заветная буква В… Валдис, Вацлав, Вилкаускас, Виолетта… и ещё дюжина ничего не значащих имён… Влад!!!»

― Мила, ты скоро? ― позвала с кухни мама.

― Да-да, уже иду!

Через пару секунд мобильный вернулся в карман профессорского пальто, а я стояла на пороге кухни, бережно держа в руках коробку с новеньким чайным сервизом. Под левым рукавом моей кофты скрывались таинственные девять цифр, записанные (прости, мамочка!) маминым косметическим карандашом.

Предплечье горело, будто краденый номер был выведен не мягким грифелем, а иглой для татуажа. И теперь я молилась, чтобы профессор поскорее ушёл. Больше всего хотелось запереться в своей комнате, перенести заветные цифры в более надёжное место, чем собственная кожа, и собраться наконец с мыслями.

Но гость не торопился, и мои мучения тянулись ещё два часа. Старшие завели спор на тему эвтоназии (чёрт знает, как их туда занесло, я в разговоре на тот момент не участвовала, а когда очнулась ― было уже поздно). Мама высказывалась за то, что человек с безнадёжным диагнозом имеет право на самовольный уход из жизни, профессор же был категорически против, так как, во-первых, являлся верующим, а во-вторых, был уверен, что узаконенная эвтоназия в нашей стране привела бы лишь к банальным убийствам ради наследства. Оппоненты рьяно отстаивали каждый свою точку зрения, сыпали нескончаемыми аргументами, активно жестикулировали и даже стучали по столу, ― в общем, я влипла. Поначалу я пыталась слушать, и было даже интересно ― мама поведала пару историй из своей практики, о которых ранее не упоминала. Но когда профессор начал ссылаться на священное писание и какого-то китайского философа, мой мозг объявил бойкот. Не люблю напыщенных речей, приправленных заумными цитатами, ― это отдаёт проповедью. Несколько минут я «развлекалась» тем, что собирала грязную посуду и мыла её, потом пришлось вернуться к столу. По истечении второго часа оживлённой дискуссии нервы мои не выдержали, и я молча удалилась в свою комнату. По счастью, этого дезертирства никто не заметил.

С кухни долетали фразы вроде: «Аня, давай посмотрим на это с другой стороны…» «Ты лучше представь себя совершенно больным ― захочешь заживо разлагаться?!» «Ты выслушай…» «Это ты послушай!» Я попросила небо проследить, чтобы старшие не подрались в моё отсутствие, и отключилась от посторонних раздражителей. Звонить Владу было боязно. Куда как менее пугало отослать эсэмэску и терпеливо ждать ответа… Но что, если ответа не последует? Выходило, что звонок всё-таки лучше: снявший трубку хоть парой фраз да перекинется пусть и с не очень желанным собеседником. К тому же, по голосу я бы смогла понять его реакцию: радость, недоумение, презрение, безразличие ― вариантов много. Да только я не знала, как начать разговор. Красиво соврать у меня бы не вышло и пришлось бы сказать правду: «Выкрала у профессора твой номер, потому что хочу с тобой увидеться!» От такой перспективки под ложечкой что-то скрутилось в холодный узел. Тогда я обратила внимание на время. Была половина десятого. Час, как говорится, детский, но, с другой стороны, куда как вежливее было бы дождаться завтрашней послеобеденной поры. От решения перенести непростую беседу на завтра дышать стало легче и мой слух снова стал восприимчив к действительности. И я поняла, что с кухни не долетает ни звука… «Уж не убила ли мама несогласного с истиной?!»