Альсан Каримова - Моя 9-я жизнь

«Что-то как-то не по себе,» ― шептало мне моё же сознание, ― «отправляюсь куда-то с каким-то малознакомым парнем, никого не предупредила…»

«Ну не маме же, в конце концов, объявлять, что её доча на свиданку собралась на ночь глядя!» ― парировала я, ― «А кому ещё? Вике? Ну да, а потом рассказывай ВО ВСЕХ подробностях: где были, о чём говорили, как познакомились… Нет уж! Оставим это в тайне. Строжайшей!»

Спустя двадцать минут я была готова взорваться, лопнуть, сгинуть и всю оставшуюся жизнь изучать биохимию, лишь бы только часы поторопились! Уж больно много страхов и сомнений скопилось в голове. Я искала от них спасения: на кухне, в ванной, в маминой комнате, потом ― в своей, и, наконец, нигде не найдя успокоения, приникла к оконному стеклу. И чуть не вскрикнула от неожиданности: в расхлюпанный оттепелью двор на всех парах вкатилась по-хищному стройная иномарка, та самая, что доставила меня домой той сумасбродной ночью.

Почему-то стало очень страшно. До ужаса. Как в детстве, когда под утро снились кошмары. А другое, более взрослое и самоуверенное чувство погнало вон за порог. Лестничный пролёт, другой… «Стоп! Я ведь чуть ни вприпрыжку бегу ― сейчас дыхание собьётся, и он поймёт, что я не спускалась, а слетала!» И пришлось, вопреки всем порывам, переждать несколько секунд на лестничной площадке, привести пульс и мысли в норму, лишь потом отправляться вниз о-о-очень неспешно. Благо, что никто из соседей не задумал на тот час курить, жарить лук на сале или просто казать нос из квартиры, ― был шанс сохранить запах духов и вечернюю тайну.

Мучительно медлительно я добралась до входной двери, осторожненько её приоткрыла и шагнула на крыльцо, надеясь, что он не сразу меня заметит и будет пара секунд дабы проветриться и остудить накалённые эмоции. Воздух был чарующим, хладно-пряным, снежно-зелёным, беспокойным, промозглым и тёплым одновременно, а по просвету в небосводе карабкалась жёлтая луна. Часы едва отметили семь.

― Мила, ― позвала бархатная ночь. ― Привет!

― Влад? ― я не поняла, откуда передо мной возник этот двухметровый силуэт, но луна спряталась за его античными плечами. ― Не ожидала, что ты появишься так быстро…

― Зачем же тогда ты вышла на улицу?

― Увидела в окно твою машину, ― призналась я.

― А номер моего телефона у тебя откуда?

― Выкрала из профессорского мобильного… ― «жаль, что не могу видеть его глаз…»

― Вот как… ― «понять бы, что эта интонация означает…» ― Идём! ― моей рукой завладела тёплая ладонь. ― Твои соседи нас вместе видеть не должны!

Каким бы нежным ни было его прикосновение, к иномарке я решила не спешить.

― Почему?

― Что ― почему?

― Почему соседи не должны нас видеть?

― А тебе нужны пересуды? ― пожала плечами прекрасная тень.

― Нет.

― Тогда идём скорей.

И я повиновалась. Наверное, это неразумно ― так безропотно садиться в машину к совершенно незнакомому человеку. Но я уже уселась, и Влад прикрыл за мною дверцу, и ремень безопасности оказался уже пристёгнутым, ― короче, паниковать было поздно.

Мотор заурчал, иномарка сорвалась в темноту. Пару минут мы молчали, что немного напрягало, но потом я стала задавать какие-то легкомысленные вопросы, и Влад постепенно разговорился. Конечно, о себе он не сказал ровным счётом ничего, но зато я узнала парочку любопытных фактов из профессорской биографии, о которых сам Шиманский, почему-то, никогда не упоминал. Так, за без малого четверть часа мне стало известно, что крёстный мой пишет весьма недурные стихи и сочиняет очень хлёсткие эпиграммы на коллег и знакомых. И одна из таких эпиграмм чуть было не зарубила на корню всю его карьеру. Как-то давным-давно, ещё в юные годы, докторант Пётр Шиманский накатал очень язвительное четверостишие, в котором высмеивал ни кого бы то ни было, но своего на тот момент непосредственного научного руководителя. Эпиграмма попала в руки какому-то «доброжелателю», и таким образом дошла до высмеиваемого в ней академика. Последний на беду обладал не только рядом досадных изъянов, но и огромной, сплошь ранимой гордыней. И, не вступись за талантливого докторанта сам декан, то не видать бы Шиманскому своей диссертации как собственных ушей!

Когда мы подъехали к городскому центру, Влад поинтересовался, куда бы мне хотелось направиться, и я, кажется, сильно удивила его пожеланием прогуляться по набережной… В общем, репутацию чокнутой я себе уже заработала: шастаю в полнолуние по загородным трассам, краду телефонные номера, а свидания назначаю не в кино и не в кафе, как бы сделала нормальная, адекватная девушка, а под открытым небом, в самом холодном и сыром месте в городе… Но мне просто не хотелось попадать в те неловкие ситуации, что связаны с оплатой всяких там кафешно-киношных счетов: я не знала, как следует поступать в таком случае ― позволять платить за себя мне принципиально претило, а рьяные настаивания на оплате счёта пополам могли уязвить самолюбие Влада, да и меня саму выставить закомплексованной чудачкой.

Мы оставили машину на стоянке, а сами направились к набережной. Тут было красиво. По-своему, по ранневесеннему. Расчищенный асфальт тротуара тёмно-матовой лентой окаймлял белесый от подтаявшей наледи берег; лилово-синее небо, по краям озарённое рыжиной городских фонарей, трепетало и рябило над водою зыбкими, поспешными облачками, и казалось, что это оно стало жертвой полноводия, и что это оно вынуждено бурлить и спешить куда-то вдаль, в то время как надменная глянцевая река стоит на месте.

Воздух был промозглым от влаги, беспощадным в своей способности проникать под верхнюю одежду и пробирать до костей. Мы прошлись немного вдоль берега. Разговор не клеился. Влад смотрел на меня приветливо, но отрешённо, как смотрят люди, погрязшие в собственных раздумьях, на вопросы отвечал односложно, убивая тем самым все попытки снова разговорить его. В результате я тоже умолкла, остановилась у берегового откоса и занялась созерцанием вечернего пейзажа. Мой спутник некоторое время стоял чуть поодаль, а через пару минут подошёл ближе и взял меня за руку. Я глянула на него вопросительно, но тут же отвела глаза ― не выдержала сеанса изумрудного рентгена. Нет, я не преувеличиваю ― этот парень смотрел так, будто бы мысли мои читал! А те, надо заметить, были одурманены, восхищены, очарованы и наивны до дурости ― такие лучше было не демонстрировать! Так, рука в руке, молча глядя на воду, мы простояли, как мне показалось, целую вечность. Но вдруг Влад издал обречённый вздох.

― Красивый перстень, ― как-то слишком холодно произнёс он. ― Любимое украшение? Вижу на тебе в третий раз.

Я не сразу поняла, что речь идёт о моём кольце.