Ким Робинсон - Побег из Катманду

— Идиот! — прошептал Фил. Судя по выражению его лица в лунном свете, он готов был убить меня. — Я иду за ним!

Фил спрыгнул с дерева и вытащил из кармана, как мне показалось, пистолет с усыпляющими ампулами.

— Ты ничего не найдешь в такой темноте! — прошептал я, но он уже скрылся.

Я слез с ветки и двинулся за ним, хотя до сих пор не понимаю, зачем.

Что такое здешние леса ночью, ты сам знаешь. Животных никаких все равно не увидишь, а уж дорогу-то и вовсе не разобрать. Но надо отдать Адракяну должное, двигался он быстро и не очень шумно. Я сразу потерял его из виду и лишь изредка слышал вдали треск сучьев. Прошло больше часа, я продолжал бесцельно бродить по лесу. Когда я вернулся к речушке, луна уже скрылась, и небо на востоке слегка порозовело.

Я обогнул огромный валун на берегу и едва не налетел на снежного человека — словно мы шли навстречу друг другу по заполненной народом улице и, чтобы не столкнуться, одновременно сделали шаг в одну и ту же сторону. Ростом он был чуть пониже меня, все его тело и голову покрывал темный мех, и только лицо оставалось чистым — участок розоватой кожи, в сумерках даже похожий на человеческое лицо. Нос — наполовину человеческий, наполовину обезьяний, широкий, но длинный — словно продолжение затылочного гребня, идущего по черепу. Широкий рот и очень широкая нижняя челюсть, скрытая мехом, хотя в общем-то — все в пределах человеческих пропорций. Высокие, изогнутые надбровные дуги, как будто на его лице навсегда застыло удивленное выражение. В свое время у меня был кот, так вот у него морда выглядела точно так же.

Впрочем, в тот миг, я думаю, он и в самом деле был удивлен. Мы оба замерли, словно деревья, чуть покачивающиеся на ветру. Я даже не дышал. Что делать? В руке у него я заметил короткую гладкую палку, а на шее в меху — какие-то побрякушки, нанизанные на веревочку. Лицо, орудия труда, украшения — видимо, в душе я все-таки по-прежнему ученый и не до конца потерял способность рассуждать, потому что сразу подумал: «Какие же они приматы? Они — гоминиды!»

Словно в подтверждение моих мыслей, йети заговорил: что-то коротко промычал и пискнул, затем несколько раз втянул воздух, отогнул верхнюю губу (клыки у него будь здоров!) и, тихо присвистнув, посмотрел на меня вопросительным взглядом, таким спокойным, мягким и умным, что, казалось, тут трудно не понять и не ответить.

Я медленно поднял руку и попытался сказать:

— Привет.

Понимаю, глупо. Но что бы ты сказал, столкнувшись со снежным человеком нос к носу? В любом случае, у меня получилось лишь сдавленное, хриплое «Пррт».

Он наклонил голову в сторону и повторил:

— Пррт. Пррт. Пррт.

Затем вдруг подался вперед, уставился вдоль ручья и замер с открытым ртом, прислушиваясь к чему-то за моей спиной, после чего посмотрел на меня серьезным оценивающим взглядом — клянусь тебе, никаких сомнений на этот счет у меня нет.

Сверху по течению донесся треск сучьев. Йети схватил меня за руку, и, взобравшись по крутому берегу, мы буквально через несколько секунд скрылись в лесу, пронеслись между деревьями и залегли бок о бок за большим повалившимся стволом в чавкающий влажный мох. Рука болела.

Из-за поворота появился Фил Адракян в совершенно растерзанном виде. Похоже было, он продирался сквозь кусты и разорвал в нескольких местах свою дутую нейлоновую куртку: при каждом шаге из прорех клочьями лез искусственный пух и стелился за ним по ветру, словно белый шлейф. Кроме того, где-то по дороге он упал в грязь. Йети прищурился и смотрел на Фила, не отрывая взгляда: белый пуховый шлейф его явно заинтриговал.

— Натан! — кричал Фил: видимо, его все еще переполняла энергия. — Ната-а-а-а-ан! Я его видел! Натан, где ты, черт побери!

Наверное, никогда в жизни я не чувствовал себя так славно.

Когда Фил скрылся за следующим поворотом, йети сел и привалился спиной к бревну, как усталый турист с рюкзаком. Встало солнце. Он что-то присвистывал и попискивал, глубоко дышал и наблюдал за мной внимательным взглядом. Что он, интересно, думал? В те минуты я и представить себе не мог. Меня это даже немного пугало: ведь неизвестно, что могло случиться в следующую секунду.

Руки йети — тоньше и длиннее человеческих — осторожно ощупывали мою одежду. Затем он дотронулся до своего ожерелья и стянул его через голову. Толстые морские ракушки были нанизаны на плетеную веревку. Ракушки явно ископаемые, очень похожие на ракушки гребешка — свидетельство тех давних эпох, когда Гималаи были под водой. Трудно сказать, что думал о них сам снежный человек, но, без сомнения, они представляли для него какую-то ценность. Как-никак, предмет материальной культуры.

Долгое время йети просто смотрел на свое ожерелье, затем осторожно одел его мне на шею. Меня будто жаром обдало, глаза заволокло слезами, горло сдавило. Я чувствовал себя так, словно из-за дерева только что выступил Господь и благословил меня неизвестно за что. Я такого просто не заслуживал.

Потом йети вскочил и, покачиваясь на кривых ногах, ушел в лес. Он даже не обернулся ни разу. Я остался один в лучах утреннего солнца, с тяжелым ожерельем на груди. Рука по-прежнему болела. Значит, это действительно было. Мне не приснилось. Меня действительно благословили.

Собравшись наконец с мыслями, я двинулся вниз по течению и обратно в лагерь. Ожерелье спрятал поглубже в кармане стеганой куртки и по дороге до лагеря продумал ответы на все возможные вопросы.

Фил был уже там и без умолку трещал, собрав вокруг себя всю группу.

— А вот и Натан! — закричал он. — Где ты пропадал? Я уже начал думать, что они тебя сцапали,!

— Тебя искал, — ответил я, без труда разыгрывая раздражение. — И кто такие «они»?

— Йети, идиот! Ты его тоже видел, не прикидывайся! Я бросился за ним вдогонку и видел его еще раз выше по течению.

Я пожал плечами и взглянул на него с сомнением.

— Ничего я не видел.

— Значит, не там смотрел. Нужно было идти за мной. — Он повернулся ко всем остальным. Надо на несколько дней перенести лагерь в ту долину, но очень тихо. Это же уникальная возможность!..

Валери кивала, и Армаат, и даже у Сары появился в глазах какой-то блеск. Ботаники тоже, видимо, обрадовались приключению.

Я возражал, говорил, что будет трудно перенести весь лагерь в верхнюю долину, что мы распугаем так всех зверей, которые там еще есть, убеждал Фила, что он видел медведя. Но мои доводы на него не действовали.

— У того существа, что я заметил, был затылочный гребень, и оно передвигалось на двух ногах. Это снежный человек.

Несмотря на мои протесты, они все-таки собрались перенести лагерь в верхнюю долину и заняться интенсивными поисками йети. Я просто не знал, что делать. Если бы я стал протестовать активно, они наверняка заподозрили бы, что я тоже видел снежного человека. А каких-то особых способностей незаметно разрушать чужие планы у меня, увы, не было — поэтому, в частности, я и оставил университет.