Юрий Самусь - «Приключения, фантастика» 1994 № 01

— В чем дело? — спросил я у Диогена.

— Вокруг корабля возникло сильное магнитное поле с векторным направлением…

Я его не слушал. Я лихорадочно искал выход, понимая в тоже время, что его просто не существует. Нападавшие включили магнитные ловушки, а вырваться из них моей яхте не хватало мощности. Похоже, смерть достала меня и здесь.

Я дал команду Диогену остановить двигатели и начал облачаться в хрононепробиваемый кокон–жилет.

— Что вы намерены предпринять? — просил Диоген.

— Ты что не видишь! — заорал я на него. — Собираюсь сражаться.

— Это бессмысленно. Тысяча против одного, что вы проиграете.

— Заткнись!

Я разозлился не на шутку, и без него было тоскливо на душе. Конечно, я был к нему несправедлив, понимая, что и в самом деле мне не справиться в одиночку с кучей гангстеров, занимающихся разбоем в космосе. И все же сдаваться без боя я не собирался.

Перезарядив хрономет, я направился к шлюзовой камере. Там отключил светильники, оставив лишь несколько возле самых створок, чтобы можно было разглядеть непрошеных гостей, из каюты приволок секретер, перегородив им коридор, и стал ждать.

Через несколько минут «Орион» вздрогнул — произошла стыковка. Я застыл на месте, мускулы мои напряглись, глаза превратились в прицельные планки. Я снял хрономет с предохранителя, переключив его на поражение. Створки шлюзовой камеры стали медленно раздвигаться и через образовавшуюся щель я увидел с десятка два вооруженных до зубов флибустьеров. Не целясь, я выстрелил. Двое из нападавших тут же исчезли, превратившись в отдельные атомы, размазанные по закоулкам времени. Впрочем, я мог и не делать этого, а просто, переключив хрономет на переброс, выкинуть их в прошлое или будущее, неважно. Однако, в любом случае, это означала верную смерть, ибо через минуту или десять (максимум, что мог выдержать человеческий организм в режиме хронопереноса не рассыпавшись на атомы) в этой точке пространства моего корабля уже не было бы или же он еще бы не появился. А погибнуть в космическом вакууме — вещь тоже довольно неприятная.

В общем, как бы там ни было, я отправил двух бандитов к праотцам. Увидев это, остальные члены шайки взревели от ярости и открыли беспорядочную пальбу.

Слава космосу, на мне был кокон–жилет. Хроноимпульсы отскакивали от него, словно горох от стенки, я же продолжал методично размазывать своих врагов по пластам времени. И, вполне вероятно, из этого сражения мог выйти победителем, не окажись у одного из пиратов игольчатого лучемета, используемого в горнорудных разработках.

Я увидел лишь вспышку и тут же мое плечо пронзила страшная боль. В глазах потемнело, тысячи янтарных искр закружились в бешеном хороводе, намереваясь разорвать мой мозг на куски. И падая, я почувствовал, что теряю сознание.

Было темно. Темно и холодно. И еще вокруг зависала нестерпимая вонь. Я открыл глаза. Тьма не исчезла, всполошенная взмахом ресниц. Наоборот, стало еще темнее.

Попытка приподняться окончилась резкой болью в плече и новым сеансом небытия.

— Где я? — прошептали мои губы, отчаянно цепляясь за шорох слов.

— Там, где и все мы, — донесся в ответ хриплый женский голос.

— Где?

— В трюме «Летучего голландца.»

— Но зачем? — вырвался стон из моего сердца.

— Чтобы потерять потерянное, — ответил тот же грустный голос.

— Но черт возьми, что все это значит? — зарычал я.

— Только то, что нам всем конец.

Рядом слышались всхлипывания и стоны, и громкое чавкание.

— Это ты, Смерть?

Женщина рассмеялась.

— Нет, я еще жива, но скоро все мы окажемся в гостях у этой костлявой старухи.

— Она не старуха, — прошептал я. — Она безумно красива.

— Кто?

— Смерть.

— Э, парень, ты похоже лишился рассудка. Хотя это немудрено. Попасть в рабство в–конце третьего тысячелетия. Безумие!

И я внезапно все вспомнил. И бегство, и бой у шлюзовой камеры, и как я потерял сознание. А потом…

— Куда мы летим? — спросил я.

— Говорят, пираты возвращаются на свою базу, у них на исходе запасы топлива, — послышался чей‑то старческий голос.

— Было бы хорошо, — отозвалась женщина, — иначе все мы сдохнем в этом гадюшнике.

И в этот миг вспыхнул свет, превращая сотни глаз в слезящиеся, слепые придатки. Но мои, жаждущие зрительных образов, зрачки быстро аккомодировались, и я увидел вокруг себя десятки изможденных, измученных тел, облаченных в жалкие лохмотья. Затем раздался противный, до челюстных спазм, скрежет, и огромная заслонка, прикрывающая вход в трюм, отошла в сторону.

На пороге возникло двое громил с хронометами наперевес. Они растолкали ближайшие тела, освобождая проход для низенького бородатого существа, облепленного буграми мышц.

— Ну что, бездельники, — заговорил он противным скрежещущим голосом, — ваше бесплатное путешествие подошло к концу. Теперь вам, хоть это может показаться и несправедливо, придется отрабатывать свой билет. Увы, за все надо платить, — и он захохотал, разрывая перепонки какафонией квакающих звуков.

Это был он. Я узнал его голос, преследовавший меня в забытьи, не дававший ни покоя, ни радости беспамятства.

— А теперь можете выбираться отсюда. Невольничий рынок Вилгурии ждет — не дождется вас.

И продолжая хохотать, он удалился. Нас же один за другим стали выводить из трюма. Я оказался между стариком и женщиной, с которыми несколько минут назад вел разговор. Старец еле волочил ноги, и мне приходилось все время поддерживать его, хотя я и сам в любую минуту мог потерять сознание. Женщина, растрепанная, но с гордо поднятой головой, шла рядом.

— Как тебя зовут, сынок? — спросил старик.

— Сайрис, — ответил я, подумав при этом, что, скорее, он больше годится мне в сыновья, чем я ему.

— Меня — Хорх, — сказал старик.

— А ее? — я кивнул через плечо.

— Ее? Кажется, Филия. Впрочем, спроси у нее об этом сам.

Но мы в этот миг подошли к выходу. Я замолчал, и, подгоняемый охранниками, выскользнул из трюма. Сразу же за дверью оказался небольшой коридор, заканчивающийся еще одним проходом, через который в корабль проникал дневной свет.

Нас повели туда, навстречу новой, мучительной в своей безысходности, судьбе.

Спускаясь по трапу, я окинул взглядом окрестности: умощенная плитами посадочная площадка, нескончаемый ряд холмов, поросших незнакомой растительностью, и голубое солнце. А вдалеке за холмами виднелся город, мрачный, застывший, как грозовая туча, не предвещающая ничего хорошего. Казалось от его циклопических сооружений исходят волны страха и ненависти.

Вилгурия! — вдруг обожгло мой мозг. Планета зла порожденного злом. Ее обитатели — шестирукие скорпионоподобные твари никогда не ведали, что такое доброта, благородство, справедливость, милосердие и все остальное, на чем зиждется любое социальное общество.